Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии

Шли быстро вчетвером, впереди нукер, сзади нукер. Унжу и старый векиль между ними. Векиль прихрамывал, и стук его посоха был гораздо громче, чем негромкое бряканье оружия нукеров. Земли под ногами было не видно, но оттого что нукер впереди ни разу не сбился с шага, шли уверенно. Каждые десять шагов нукер впереди вскидывал руку и негромко вызванивал колокольчиком. Когда проходили мимо железных плошек с горящими в жиру фитилями, Унжу видел перед собой его напряженную и стертую краем кольчуги шею.

Коридор заворачивал, оттуда, из-за поворота, навстречу им тоже негромко брякнул колокольчик, нукер сразу же повернул Унжу лицом к стене, и они постояли, покуда позади них не протопали шаги и точно так же негромко не прозвякало оружие.

Кого провели, с кем встретился, что предстоит самому?

Позади опять прозвонил колокольчик.

И еще поворот. Старый векиль задышал вдруг резко и громко, как старый пес, который сбился со следа, и тут же запахло благовониями.

Нестерпимый свет ударил по глазам, Унжу отвернулся, векиль там за ним еще раз плеснул благовониями на нечистую голубую тряпку, которой было замотано лицо.

В этом нестерпимо жарком солнечном дворе в пыли спали собаки, тощие, пятнистые, одного помета наверное, и пахло падалью.

Дворик маленький, в четырех высоких каменных стенах четыре столба в ряд. Посередине на каждом привязан человек с толстым мешком на голове, руки и ноги тоже обмотаны чем-то. У каждого столба бочка, высокая, полная до краев воды, чистой, незамутненной, и в ней эти головы в странных мешках, да нет, не в мешках, просто мухи, плотный слой из мух.

И смрад оттуда, от столбов.

Ну и что?! Такое ли приходилось видеть…

— Смотри, не отворачивайся, подойди ближе и нюхай, — сказал векиль, — сегодня ты здесь гость. Знаешь, когда спадет жара, прилетают птицы, мухи стали жирные и капризные, они не улетают, птицы сначала съедают мух. Надо было привести тебя вчера, но уж так вышло. Первые дни здесь все кричат и плачут и просят воды, вот этой, — векиль ткнул посохом в бочку. — Спроси у меня, Унжу-хан, что они сделали…

— Ну так что они сделали?

— Этот старик, — векиль пошел вдоль столбов, — занимался Кораном, у него были мысли, не помню какие, какие-то очень смешные мысли… А вот эти трое, — векиль оттянул книзу платок, обнажив лицо, крылья носа у него задрожали, — эти трое сказали неправду Великому… Наверное, у них были какие-то соображения, почему они это сделали, они все кричали здесь и все разное… Вот этот кипчак, как и ты, и его неправда похожа на твою…

Унжу подумал, не торопясь снял шлем, зачерпнул воды и резко плеснул полным шлемом вверх, туда, в голову, мухи даже не поднялись, просто стекли, как грязь, обнаружив опухшее, похожее на бурдюк безглазое лицо.

Нукер ударил плетью Унжу по руке, шлем булькнул на дно бочки, Унжу засмеялся, потряс рукой, на которой взбух рубец, сунул ее в воду.

— Мне не запрещали посмотреть на его лицо. — Унжу медленно сжал и разжал пальцы в воде, пальцы были белые и огромные. — Великий еще не усомнился в моих словах, — голос у Унжу окреп. — Ты обидел меня, ударив плеткой, — теперь он улыбался. — Выпей бочку… и достань шлем…

Борода у нукера была рыжая, недавно крашенная и длинная-длинная, удобная. В следующую секунду она была в кулаке Унжу, и теперь по шее, под живот, под брюхо и головой в бочку, не успел, ударили сзади, поволокли, что-то хрустнуло, темнота — и все.

Когда Унжу открыл глаза, вода из перевернутой бочки еще вытекала, остатки лились тонкой струйкой, впадали в лужу, лужа же на глазах уходила в сухую землю, исчезала, как исчезало все, что было с ним, Унжу, за эти последние годы.

Кипчак на столбе висел так же неподвижно. Что снилось ему, что мерещилось…

В противоположном углу дворика солдаты били рыжебородого голыми пятками об стену. Интересно, за что били, наверное, что дал себя схватить. Солдаты не любят нукеров и, когда им велят и можно, бьют больно.

— Великий сам приходил сюда для беседы, — негромко говорит векиль и вдруг садится рядом с Унжу на корточки, — но никто из них не подтвердил ему здесь то, что говорил раньше. Никто, кроме того дурачка, у которого такие смешные мысли про Коран, никто, видишь ли. Попробуй. А после ухода Великого я обещаю тебе помочь умереть легко. На, — векиль вылил на ладонь остатки индийских благовоний и потер Унжу подбородок, — попробуй, кипчак. Может быть, Аллах и прислал тебя помочь всем нам. — Старческие глаза векиля смотрели тоскливо. — Все мы пыль на пальцах Аллаха, помни об этом…

— Верно. Но пыль бывает из камня, который растрескался, и из дерьма тарабагана… И то пыль, и это… — Унжу взвесил посох векиля, острый железный конец не затупился здесь в каменных переходах, хорошее железо. — Я немного могу сделать для него, — Унжу кивнул на кипчака на столбе, — а он для меня еще меньше. — И вдруг засмеялся: — Ведь я пришел сам!

Стоило проделать все, что он проделал, чтобы оказаться в этом дворике.

— Они тоже пришли сами, кроме того старого дурака.