Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии

Здесь их настиг Семочкин, схватил за руки и потащил к залу со столиками, покрытыми белыми скатертями, — туда, где ужинали и пили чай. Все столики были заняты, угловые сдвинуты вместе, там сидели истребители и ребята из минно-торпедного, и сутулый начмед Амираджиби был там. Все радостно закричали, когда они появились.

Летчики пили чай, старательно размешивая его. Отхлебывали, морщились, словно это было лекарство. Здесь была и Настя Плотникова, освободившаяся после спектакля, похудевшая и подурневшая. За ее стулом стоял истребитель Сафарычев, почти мальчишка с хохолком. Семочкин подтолкнул вперед очень молоденькую и очень хорошенькую девушку, а она держала его за рукав и твердила:

— Костик! Ну, Костик же!

— Это Оля, — Семочкин развернул девушку лицом к Белоброву и Гаврилову, — а это герои! Они спасли мою честь! Честь боевого летчика. Пока в наших ВВС есть такие ребята, можно быть спокойным, — Семочкин долго и крепко пожимал им руки.

— Прошу к столу!

— Мы в город едем, — сказал Белобров, — первым рейсом… Вот его сына встречать.

— Ну, ребята! — взмолился Семочкин, — ну, когда еще свидимся, неизвестно. Правда? А сегодня такой праздник!

Все сели. Белобров стал помешивать ложечкой в стакане.

— Это можно не размешивать! — засмеялся Семочкин. — За победу! — он поднял стакан.

Деревянные мостки были узкие, и Черепец не мог вести Марусю под ручку. Она шла впереди, большая, стройная, мостки под ее крепкими полными ногами прогибались, и доски в темноте иногда громко хлопали по воде. По параллельным мосткам с грохотом и хлопаньем проносились опаздывающие из увольнения. Было тепло, под скалой грузился бочками большой ржавый транспорт со странным названием «Рефрижератор номер три». Там горели синие лампочки, скрипели лебедки. Черепец шел за Марусей нога в ногу и стал писать, то есть говорить про себя письмо брату. «Дорогой брат! Петр! Пишет тебе старшина второй статьи орденоносец Федор Черепец. Сообщаю тебе о намеченном изменении в своей жизни. Ее зовут Мария, работает она по питанию. Детей мы планируем иметь трех».

Наконец мостки обошли с двух сторон черную лужу, из которой торчала спинка железной кровати, соединились, и Черепец опять взял Марусю под ручку.

— Если вслушаться в сухой язык цифр, — сказал Черепец, — то делается наглядно ясно, кто воюет, а кто по аэродромам треплется. И выходит, что боевого состава от общего числа не более как семь человек на сотню, а вроде бы все летаем. Обидно, — Черепец снял фуражку и помахал ею. Он недавно подстригся под бокс, но все равно, когда шел с Марусей, голова у него под фуражкой потела.

— Вам эта стрижка под бокс вовсе не идет, — сказала Маруся, — вы в ней на арбуз похожи…

В разговоре с Марусей Черепцу все время приходилось пробиваться через насмешку.

— В королевских ВВС, ребята кое с кем разговаривали, у них как?! У них так — ты старшина, но летаешь стрелком, а он майор, но не летает… Так вот тебе полагается ванная, а ему, майору…

— У них старшин вовсе нет, — сказала Маруся, — мы у них с девочками убирались…. У них все сержанты и все рыжие… Будто у них один папа…. А так, что у них, что у нас. Довольно нахальные и врут… Послушаешь, так все герои-соколы, а на самом деле бывают вовсе ерундовые парни….

— Если на то пошло, — обиделся Черепец, — если пошло на правду, то среди работников столовой тоже попадаются жулики…

— Тю, — сказала Маруся, — такое бывает жулье, даже работать стыдно…

Мостки опять стали узкие, и Маруся пошла вперед, а Черепец сунул руки в карман бушлата, от этого фигура становилась красивее и стройнее. Они приближались к каптерке Артюхова, там метнулась тень, и сразу же призывно и жалобно заиграла гармоника. Артюхов выполнял все, что было намечено. Голова и шея у Черепца стали совсем мокрыми. Они шли мимо каптерки, а сил остановить Марусю и пригласить зайти у Черепца не было. В каптерке стукнула дверь, и гармоника заиграла «Смелого пуля боится, смелого штык не берет»…. Черепец с тоской глядел в спину Марусе. Они завернули за высокий черный забор у склада. Маруся остановилась, издали протянула Черепцу теплую, красную от кухонной работы руку.

— Ну, до свиданьица, — сказала она, — как бы вам взыскание не получить… Ваше дело такое — военная служба. Так что бывайте…

Тут он решился. Какая-то неведомая сила подхватила его, он задержал ее руку в своей, сдавил и потянул к себе. Она рванулась, но Черепец был сильный человек. Он прижал ее к мокрому черному забору.

— Не ломайся, — сказал он, — тоже мне новости выдумала. Не будем ломаться, — бормотал он, проникая под серое бесформенное пальто и обнимая ее. — Зачем нам ломаться?! Не надо нам ломаться?!

Но она вдруг напряглась, зашипела как кошка и ударила его с такой быстротой и силой, что он даже ничего не успел сообразить.

Фуражка слетела с его головы в пузырящуюся под весенним ветром лужу.