–
– Соврал.
–
– Нет. Не говорил.
–
– Там птицы.
–
– Я.
–
– Не всех.
–
– Красноголовый манакин. Он живет в Латинской Америке.
–
– Он есть на марках. Мы с папой собираем марки. Марка с манакином была из Эквадора.
–
– Мы с папой не собираем машины. Только птиц. Папа говорит – никогда нельзя распыляться. С людьми, которые распыляются, дела иметь нельзя.
–
– Как папа.
–
– Нет.
–
– Нет.
–
– Валя хорошая, да?
–
– Валя хорошая. Она добрая.
–
– Она мне марку подарила.
–
– Позови ее, пожалуйста.
–
– Почему?
–
– Она была с тобой.
–
– Она была с тобой.
–
– Нет.
–
– Хорошо.
–
– Манакин. Его зовут манакин.
–
Часть первая
Шахрисабз
…Их больше нет. И некому стоять в дверном проеме, за которым чернота.
Чем больше я думаю о них, тем больше думаю о дверном проеме. О черноте. В какой-то момент мысль о ней становится основной. А сама чернота – реальной, но не пугающей. Потому что ничего страшного в ней нет: ни на первый взгляд, ни на второй. Такими черными иногда бывают птичьи крылья. Масляная краска, выдавленная из тюбика (она так и называется – «марс черный»). Сажа – жирная и вязкая на ощупь.
Вязкая – вот оно что. Слово найдено.
Основная характеристика черноты за дверным проемом – вязкость. Среда, уж слишком недружелюбная для кого угодно. Ночные демоны и герои детских кошмаров – не исключение. Им совершенно негде развернуться, они связаны по рукам и ногам, стреножены. Так же слепы, как и те, за кем обычно охотятся. Никаких лабиринтов, никаких тоннелей, ведущих к центру Земли (или в ад, если вдруг проскочишь нужный поворот). Насекомых с жесткими крыльями или ползучих гадов тоже не наблюдается; и запахов – они противопоказаны черноте. Чернота не пугает, но и не успокаивает. Просто существует – отдельной галактикой, Магеллановыми Облаками.