Что скрывают зеркала

– Аньк, поменьше сериалов смотри, – усмехнулась Эля, хоть слова подруги ее отчего-то задели. Может быть, потому, что похожее платье – небесно-голубое, из тончайшего шелка, с широкой темно-голубой лентой на талии и пышным подолом с брызгами солнечных зайчиков по его краю – она видела на днях в витрине одного дорогого магазина, когда по делам приезжала в столицу. Платье было такое ослепительное и одновременно такое нежное, невинное до наивности, что Эля не смогла пройти мимо и остановилась, рассматривая его сквозь отражающее прохожих стекло витрины. Ценник, на который девушка мельком взглянула, одним выстрелом убил ее надежды стать когда-нибудь обладательницей подобного шедевра. У нее нет денег даже на пояс от этого платья. Но это не помешало ей задержаться у магазина, любуясь платьем, будто девочка – желаемой куклой в украшенной к Новому году витрине. Эля даже представила себя в этом наряде и босоножках с тончайшими ремешками, красиво обхватывающими ее лодыжки, на такой высоченной шпильке, каких она в жизни не носила. Но тут же и одернула себя: куда и когда ей так выряжаться? Уж точно не в этой жизни, по которой она не идет уверенным шагом, распрямив плечи и с легкой счастливой улыбкой на губах, а передвигается перебежками, опасливо выглядывая из-за угла перед каждым шагом и то и дело осматриваясь. Ее жизнь – перевалочные пункты в виде неуютных съемных квартир, ни на одной из которых они с Тихоном не задерживаются больше чем на полгода, две сумки с нехитрыми пожитками и краткосрочные вспышки праздников с мясом и фруктами на столе в дни получения гонораров.

– …Я увидела ту девицу, которую приняла за тебя, на выходе из музея и в первый момент так обрадовалась, что даже не подумала, что это можешь быть не ты, – продолжала строчить в трубку подруга. – Радостно завопила и бросилась к ней с объятиями.

Эля невольно улыбнулась, хорошо представив себе, как эмоциональная Анна, широко раскинув руки, накинулась на незнакомку.

– А она вдруг отшатнулась и посмотрела на меня как на сумасшедшую. Ей-богу, так и было! А я, представь себе, и тогда еще не опомнилась. «Элька, здорово!» – ору. А она у меня таким настороженным тоном спрашивает, знакомы ли мы. «Ну ты даешь!» – продолжаю орать. И напоминаю, что мы с тобой уже лет шесть как дружим, а сама рассматриваю тебя, то есть ее, уже с недоумением. Мол, ты чего? И представляешь, что она мне отвечает? – Анька сделала паузу, которая своей протяженностью должна была подчеркнуть обиду. – Говорит, что впервые меня видит! И отворачивается. Ну и я… Я развернулась и ушла, кипя возмущением. Целый час тебя костерила, даже собиралась вычеркнуть твой телефон из книжки и никогда больше не звонить.

– И хорошо, что в итоге позвонила, – сказала Эля. Ей даже стало жаль подругу, которая попала в нелепую ситуацию. От мысли, что они могли поссориться из-за глупого недоразумения, Эля поежилась.

– Вот же ж фифа, а?! – выругалась в адрес незнакомки Аня. – И все же как она на тебя похожа! Вот причеши тебя, как ее, обряди в то платье и дай чуть загореть – родная мать спутает.

– Говорят, что у нас у каждого на планете где-то есть двойник. Поздравляю, ты встретила моего.

– Что ж, может быть… – протянула Анна. Немного помолчала и затем спросила, как у Эли дела.

– Без новостей, – кратко ответила та.

– Отсутствие новостей тоже хорошо, – бодро подытожила подруга. – Особенно в твоей ситуации.

Они еще немного поговорили, а затем попрощались. Эля положила телефон на столешницу и перевела взгляд на сына, который, услышав, что мать закончила разговор, оторвался от своего занятия и громко провозгласил:

– Мама, я есть хочу!

– Пожарить картошки?

Сын скривился и энергично замотал головой. Оно и понятно: картошка была вчера на обед, а потом на ужин.

– Спагетти хочу!

Спагетти было его любимым блюдом. После пиццы, конечно. А вот макароны, как ни странно, Тихон не любил. Эля хотела возразить, что им нужно подождать пару денечков, ей вот-вот должны перевести гонорар, и тогда они купят все, что душе будет угодно, но ею вдруг овладела такая злость – на судьбу, на эти перевалочные пункты, на нестабильные заработки. Почему она не может дать сыну всего того, что он заслуживает?! Или хотя бы накормить его любимым блюдом, когда он просит? Эля схватила кошелек с заныканной на черный день неприкосновенной пятисоткой и обулась в растоптанные кроссовки.

– Тиш, посиди десять минут, я в магазин.