Что скрывают зеркала

Те несколько дней, что минули после памятного разговора в кабинете доктора, во время которого Кира узнала свое настоящее имя, оказались похожими на закипающий бульон: относительно спокойная поверхность ее дней уже нарушена волнениями, от уголков к середине собирается пена отторжения, со дна начинают подниматься пузырьки негодования. Еще чуть-чуть – и бульон настроений забурлит и выплеснется через край. Кира бродила из угла в угол комнаты, затем, не выдерживая замкнутого пространства, спускалась в парк, несмотря на зарядившие дожди, и там в одиночестве отматывала складывающиеся в километры метры дорожек-лекал. Внутри нее все клокотало и бурлило, и даже хлещущие по макушке и плечам струи холодного дождя не остужали ее эмоций. Чувства разрывали ее, и ей приходилось сдерживать их, будто разъяренных, рвущихся с поводков псов. Она уже была накануне выписки, как тут эти новости от Ильи Зурабовича. И доктор решил, что Кире нужно еще немного побыть в больнице, пока он попытается выяснить все обстоятельства случившейся с ней истории. Нет ничего хуже в подобной ситуации бездейственного ожидания. Но доктор сказал, что уже сделал нужные запросы. Правда, ответов все не было, и Кира, наматывая круги по смазанному дождями парку, кипела от бессилия.

Пока им было известно то, что жила на свете девушка по имени Элеонора Новоселова, действительно, как и предполагал доктор, в столице, но в возрасте двадцати семи лет она погибла. Случилось это два года назад, из чего Кира сделала вывод, что ее настоящий возраст – двадцать девять лет. Только вот как, при каких обстоятельствах она «умерла», не было известно. Этим – выяснением деталей – и занимался доктор, подключив каких-то своих знакомых, а те – знакомых знакомых.

Получается, ее на самом деле как бы и не существует. Хотя вот она – живая, пусть и без памяти, документов и прошлого. Но для всех она умерла. Больше всего тревожило Киру не это обстоятельство, а то, что она по-прежнему не знала, что с ее ребенком, где он и с кем. Кстати, и имя свое, родное – Элеонора – она до сих пор не приняла и по-прежнему предпочитала отзываться на выдуманное. Почему? Может, потому, что то имя умерло вместе с ней?

Сегодня доктор, как и обещал, организовывал домашний ужин, за которым хотел представить Киру давнему приятелю. Нельзя, чтобы потенциальный работодатель увидел ее неопрятной, нервной и расстроенной. Чтобы этого не случилось, она в душе должна «смыть» уныние и тревогу и затем облачиться, как в дорогое платье, в хорошее настроение. Пусть только на этот вечер. Переодеваясь в платье из тонкой серой шерсти, Кира невольно улыбнулась, с добротой думая о своем благодетеле. Позавчера Илья Зурабович сообщил ей об ужине и повинился, что хотел бы устроить его раньше, потому что следующим после ужина утром улетает на конгресс, но его вечно занятый приятель оказался свободен только в этот вечер. А затем положил перед Кирой на стол конверт: «Вот, пройдись по магазинам. Купи себе все, что тебе нужно. Платье там, чулки, косметику, туфли». Девушка ахнула и попробовала отказаться, но доктор настаивал и в конце концов рассердился: «Это я тебе рецепт прописываю, не поняла, нехорошая девчонка? Вижу же, что закисаешь тут! Магазины, тебе нужны магазины, женщина! Выйди уж наконец-то за ворота больницы, пройдись по улицам, зайди в магазины и пообедай в кафе! Сама мне заявила, что начинаешь жить. И что же творишь? Сидишь как затворница в палате и горюешь. О чем? Тебя так напугала эта бумажка? Да бумажка – тьфу! Восстановим тебе документы, докажем, что ты не умерла!» Кира взяла деньги, пообещав, что все вернет при первой же возможности.

Денег хватило не только на платье, туфли и косметику, но и на парикмахера, который привел отросшие волосы в порядок и перекрасил их в светло-русый цвет. В больницу Кира поступила темноволосой, но этот цвет не был ее родным: уже меньше чем через месяц стали заметны светлые корни. Когда после стрижки и покраски она взглянула на себя в зеркало, то счастливо рассмеялась: светлые волосы ей шли куда больше. С этим цветом, близким к натуральному, она выглядела гораздо моложе и свежей.

Доктор, увидев Киру с макияжем, укладкой, в новом платье и в туфлях на каблуках, восхищенно ахнул. Но не как мужчина, а как растроганный красотой своей повзрослевшей дочери отец.

– Вот! Вот это я понимаю! Ах, если бы у меня была дочь, она была бы такой же красавицей, как ты.

– Засмущали, доктор, – улыбнулась Кира.

– В сторону все твои смущения! Мы идем на ужин к моей Любочке. Она там настоящее волшебство творит! Увидишь.