Что скрывал покойник

— А ведь это Нелли и Уэйн! — с удивлением воскликнул он, указывая на двух лиловых человечков на трибуне.

— А это Питер. — Клара, в свою очередь, показала на пирожок с глазами и ртом, но без носа.

— Как ей это удалось? Как она смогла так похоже нарисовать людей, ставя вместо глаз точечки, а вместо рта — волнистую линию?

— Не знаю. Я сама художница, была ею всю жизнь, но так рисовать я не умею. И дело не только в сходстве. Здесь присутствует глубина. Хотя я смотрю на картину вот уже больше часа, этот внутренний свет так и не появился. Может быть, я переусердствовала. Может быть, волшебство появляется только тогда, когда мы не ищем его.

— Это хорошая картина? — спросил Бювуар.

— В этом вся проблема. Я не знаю. Питер считает, что она не просто хорошая, она выдающаяся. И остальные члены художественного совета, за единственным исключением, решили пойти на риск.

— О каком риске вы говорите?

— Вы удивитесь, но художники — весьма живая и темпераментная публика. Для того чтобы принять работу Джейн и представить ее на выставке, нужно было отвергнуть чью-то еще. И этот кто-то наверняка будет зол и разгневан. Так же, как его друзья и родственники.

— Зол настолько, чтобы совершить убийство? — задал вопрос Бювуар.

Клара рассмеялась.

— Могу вас уверить, что наши художественные мозги время от времени посещают подобные мысли. Но пойти на убийство только из-за того, что чью-то работу не выставят в галерее «Артс Уильямсбург»? Нет. Кроме того, если кого-то и следовало убивать, так это членов совета, а не Джейн. И, если подумать, никто, за исключением его членов, не знал о том, что картина Джейн была принята к показу. Заседание художественного совета состоялось всего лишь в прошлую пятницу.

«Такое впечатление, что с того дня минула целая вечность», — подумала Клара.

— Даже мисс Нил не знала?

— Вообще-то, я сразу сказала Джейн об этом.

— Кто-нибудь еще знал о решении совета?

Теперь Клара, похоже, несколько растерялась.

— Мы говорили на эту тему вечером в тот же день, за ужином. К нам пришли друзья, мы отмечали нечто вроде кануна Дня Благодарения.

— Кто присутствовал на ужине? — доставая блокнот, обратился к ней с вопросом Бювуар.

Он больше не доверял Николь в том, что она сумеет записать все, как надо. Николь заметила его жест и оскорбилась едва ли не сильнее, чем в тот момент, когда ей поручили делать записи. Клара назвала по памяти список гостей.

Гамаш не сводил глаз с картины.

— Что на ней изображено?

— Заключительное шествие окружной ярмарки в этом году. Смотрите, — сказала Клара и указала на козу с зеленой физиономией и пастушьим посохом, — это Руфь.

— Клянусь Богом, это и в самом деле она, — растерянно протянул Гамаш, а Бювуар разразился громовым хохотом. Должно быть, он совсем ослеп, если не смог сам разглядеть ее. — Но постойте, — восторг Гамаша внезапно испарился, — ведь картина написана в тот самый день и в то самое время, когда у себя дома умирала Тиммер Хедли.

— Именно так.

— И как Джейн назвала ее?

— «Ярмарка»[35].

Глава шестая

Даже несмотря на дождь и ветер, Гамаш видел, как красива окружающая его сельская природа. Клены оделись в ярко-красный и оранжевый наряд, а листья, сорванные ветром с деревьев, укрывали дорогу и канавы по обеим ее сторонам подобно вытканной вручную разноцветной материи. На пути из Уильямсбурга к Трем Соснам им пришлось перевалить через горную гряду, разделявшую два селения. Дорога вполне разумно и предсказуемо следовала всем изгибам долины и русла реки. Вероятнее всего, это был старый путь, проложенный еще для дилижансов, но тут Бювуар свернул на совсем уж узенькую и грязную тропинку. Их машина запрыгала на глубоких ухабах, так что Гамаш едва мог разобрать свои записи. Он давно уже приучил желудок не реагировать на транспортное средство, в котором ему приходилось передвигаться в данный момент времени, но вот глаза оказались неподвластны самовнушению.

Бювуар притормозил у большого металлического почтового ящика, выкрашенного в ярко-желтый, жизнерадостный солнечный цвет. На нем от руки был нарисован номер и написана фамилия — «Крофт». Автомобиль свернул на подъездную аллею. По обеим сторонам ее высились гигантские клены, образуя нечто вроде галереи Тиффани.

Сквозь бешеное мелькание дворников на ветровом стекле старший инспектор разглядел фермерский дом, обшитый белой клиновидной доской. У него был уютный обжитой вид. Его обступили поздние подсолнечники и розовые шток-розы. Труба слабо курилась легким дымком, который подхватывал и уносил в ближайший лес шаловливый ветер.