Что скрывал покойник

У Гамаша возникло стойкое подозрение, что он разговаривает сам с собой. И все равно он должен был попытаться. Все, что он сейчас говорил и старался передать Николь, он впервые услышал в возрасте двадцати пяти лет, когда только-только пришел в отдел по расследованию убийств. Инспектор Комю усадил его рядом с собой, в один прием выложил ему эти наставления и больше никогда к ним не возвращался. Это был поистине царский подарок с его стороны, которым и по сей день Гамаш не уставал восторгаться. Понял он и то, что этот дар следует передать другим. Поэтому, став инспектором, начал обучать следующее поколение сыщиков. Гамаш знал: его долг — попытаться внушить то, чему когда-то научили его самого. Что они будут делать с этим знанием — их личное дело. Но было еще кое-что, о чем он непременно должен был упомянуть.

— Сегодня утром я попросил вас подумать, как и каким образом вы учитесь и усваиваете новое. Расскажите мне, что вы надумали.

— Я не знаю.

На память ему пришли сточки из знаменитого стихотворения Руфи Зардо:

Я всего лишь ухожу еще дальше,
Ухожу туда, где ты никогда меня не найдешь,
Не сможешь сделать мне больно
И не сможешь заставить меня заговорить.

— Что? — переспросила Николь. Это было крайне несправедливо. Она старалась изо всех сил. Ходила за ним по пятам, даже вызвалась остаться в этой деревне ради того дела, которое они расследовали. И она-таки раскрыла это убийство. И какова же благодарность за ее усилия? Да никакой! Может, все дело в том, что Гамаш стареет, и то, как она быстро и успешно раскрыла преступление, заставило его понять, как жалко он выглядит. «Да, точно, в этом все дело, — думала она, и ее усталые, настороженные глаза вдруг заприметили остров. — Он ревнует. Но моей вины в этом нет». Она вцепилась руками в ускользающий песок и в последнее мгновение выкарабкалась на берег из объятий холодного и равнодушного океана. Она чувствовала, как по ее лодыжкам скользнули чужие руки, стремившиеся увлечь ее обратно в темные, мрачные глубины. Но она добралась до острова, и теперь была в целости и сохранности.

— Мы учимся на своих ошибках, агент Николь.

Какими бы они ни были.

Глава восьмая

— Отлично, вот и вы, — заявила Руфь, выглядывая из дверей прихожей дома Питера и Клары. — Деревенские жители.

— Bonjour, mes amours[39]— пропел Габри, танцующей походкой вплывая в дом, — и тебя тоже, Руфь.

— Мы скупили весь магазин вкусной и здоровой пищи.

Оливье с трудом протиснулся в кухню и водрузил на разделочный столик две порции картофельной запеканки с мясом и пару бумажных пакетов.

— Я ошиблась, — пробормотала Руфь, — это всего лишь две старые кошелки.

— Стерва, — смачно выразился Габри.

— Потаскуха, — парировала Руфь. — Что там внутри?

— Для тебя, моя любимая мочалочка «Брилло»…

Габри схватил пакеты, широким жестом безумного фокусника перевернул их и встряхнул. На стол посыпались пакетики с чипсами, жестянки с орехами кешью, шоколадки ручной работы от «Шоколадного дома Мариэль» в Сен-Реми. Здесь же было лакричное ассорти, сыр Святого Андрея, драже «желе-бобы» и пирожные Джо Луиса. По полу со стуком покатились сладости «Лун мунз» в форме полумесяца.

— Золото! — закричала Клара, приседая на корточки и обеими руками сгребая смешные и потрясающе вкусные пирожные с кремом. — Мое, все мое.

— А я считала тебя шокоголиком, — призналась Мирна, подбирая превосходные шоколадные конфеты с ликерным кремом, любовно изготовленные мадам Мариэль.

— В шторм любая гавань хороша. — Клара сорвала целлофановую обертку с пирожных и не мешкая сунула одно из них в рот, ухитрившись проглотить сразу половину и не подавиться. Вторая половина размазалась у нее по лицу и волосам. — Сто лет не ела такой вкуснотищи! Нет, правда.

— Знаешь, а они тебе очень идут, — заявил Габри, внимательно рассматривая Клару, которая выглядела так, словно оказалась в булочной в момент взрыва.

— Я принесла пакеты, — сообщила Руфь, указывая на разделочный столик.

Около него стоял Питер, повернувшись к гостям спиной, и спина эта, напряженная и выразительная, была столь нехарактерной для него. Его мать наконец могла бы им гордиться, настолько впечатляющей была его поза с физической и эмоциональной точки зрения.

— Кому что, заказывайте.