Что слышно

Нынешние песни “о главном”, то есть о маниакальном стремлении зловредного и завистливого Запада во что бы то ни стало замучить “великую державу”, ту самую, которая, покряхтывая и потрескивая суставами, встает с колен, слово в слово повторяют те же песни, что с давних советских лет и по сей день свербят в моих ушах. Ничего нового тут не придумаешь, да и зачем: старый конь борозды не портит. Только вместо СССР – Великая Россия. А вместо “советского строя” и “коммунистического мировоззрения” – “славные традиции предков” и прелая, надышанная поколениями “духовность”. Помню из тех давних лет какого-то лектора, певшего что-то в таком примерно духе: “Ни сил, ни средств не жалеют зарубежные враги нашего государства на подрыв… Чуждая нам идеология… Борьба идей… Музыка и танцы… Одежда… Разрушительная работа ведется во всех направлениях… Но прежде всего она направлена на молодежь и (внимание! – Прим. Л. Р.) на мыслящую часть нашей интеллигенции”. Здорово сказано – никакого Фрейда не нужно.

Никакого Фрейда не нужно, ибо какими бы “бизнес-ланчами” нас ни потчевали, сквозь них все равно просвечивают все те же старинные “комплексы”. И нету особой нужды напоминать об этих самых комплексах посредством жирного плакатного шрифта – и без того все понятно.

Песня оленине

Еду в метро с чемоданом. Встречаю знакомого. “Далеко собрался?” – спрашивает он. “В Домодедово еду”, – отвечаю я. “А куда летишь? Небось в Норильск?” – “А как ты догадался?” – “Да сейчас все в Норильск летят”. Ну, “все” – это, разумеется, фигура речи. Вроде как “вся Москва”, состоящая, как правило, человек из пятнадцати.

Все, не все, но что посещение Норильска в последние несколько лет стало почти что ритуальным для изрядного количества литераторов, художников, музыкантов и артистов – это точно.

В этот раз на фестиваль с несколько оксюморонным названием “Таймырский кактус” я полетел в милой моему сердцу компании, включавшей писателя Владимира Сорокина, художников Андрея Бильжо и Марию Чуйкову, композитора Сергея Загния, телеведущую Светлану Конеген и театрального критика Дину Годер.

Небольшая, но представительная книжная ярмарка в городской библиотеке, в ней же встречи с писателями, “Музейная ночь” в местном музее. Музыкальные концерты на нескольких площадках. Что значат эти фестивали для жителей Норильска, лучше спросить у них самих. Я же могу констатировать, что во все дни фестиваля во всех местах, где что-то происходило, было не протолкнуться.

Я был в Норильске уже в третий раз, а большинство моих товарищей – в первый. Поэтому, когда мы ехали автобусом из аэропорта в город, я не смотрел по сторонам, а занял позицию наблюдающего за наблюдающими. За лицами моих товарищей, глядящих в окно, следить было никак не менее увлекательно, чем за тем, что видели они.

Дорога из аэропорта сразу же, без каких бы то ни было умиротворяющих предисловий, окунает тебя в, так сказать, местную проблематику. Черные – в середине мая – сугробы, покосившиеся изгороди, до сердцевины прокопченные кирпичи бесформенных промышленных строений, выползающие из многочисленных труб разноцветные дымы, заброшенные пятиэтажки с мертвыми окнами. Безобразные, вразнобой торчащие из мерзлого, густо покрытого шлаком грунта знаки и следы человеческого присутствия лишь усиливают ясное и трагическое понимание: это место не для людей. Это вообще не Земля. Это другая планета. Может быть, Марс.

Когда едешь по этой дороге, в голове все время вертится строчка из песни про Ванинский порт: “Машины не ходят сюда, бредут, спотыкаясь, олени”. Это вроде бы про Колыму, где я никогда не был. Но могу предположить, что Колыма и Норильск в этом самом смысле вполне сопоставимы.

Когда едешь по этой дороге, возникает макабрическое ощущение, что из-под земли торчат человеческие кости, а некрасовская строка “а по бокам-то все косточки русские” воспринимается с какой-то безысходной наглядностью. Именно она и читалась на лицах моих товарищей. “Мой дед сгинул как раз здесь”, – сказал один из них и отвернулся от окна.

По этой дороге я с утра и до вечера возил бы туда и обратно нынешних сказителей, поющих про нашу славную историю и призывающих божью и полицейскую кару на головы ее очернителей, льющих воду на понятно чью мельницу. Впрочем, ерунда, проку от этого не будет. Они лишь пожмут плечами и скажут, что не все, конечно, было гладко. А еще они скажут, что без этого было никак нельзя. А еще они скажут, что зря не сажали.

В последний день нам устроили небольшую экскурсию по городу и его окрестностям. В том числе нас свозили на вершину горы, где не так давно был установлен мемориал с выразительным названием “Голгофа”. Там стоят памятники – с православными крестами, с католическими крестами, с полумесяцем, со звездой Давида. Памятники сгинувшим в норильских лагерях полякам, французам, японцам. На памятнике литовцам короткая надпись на двух языках: “Литва никогда не забудет ваших страданий”. Без проклятий, без надрывной патетики – достойно и трагедийно.