После сеанса Вовик потащил всех в маленький магазинчик, находившийся в одноэтажном старом доме на противоположенном берегу обводного канала.
В этом магазинчике продавали водку в бутылках и вино, «Портвейн 33» в розлив, прямо из конусообразного стеклянного баллона, в каких обычно продается в розлив сок.
В магазине было несветло, но Риоль увидел новую перемену.
Во-первых, пропал куда-то Сашка. Но этот вопрос разрешился быстро.
– Плюнул наш Сашка на все и завербовался на север. Развелся с женой и смылся.
Говорят, там деньги лопатой гребет. На какой-то стройке стропальщиком.
Потом Никита и Вовик посмотрели друг на друга и замолчали.
Похоже, рассказывать о себе им было нечего…– Какое уныние, – подумал Риоль, – А когда-то эти люди хотели построить рай на земле.
Теперь они ближе к аду.
Хорошо, что об этом они не задумываются…А Искариот в это время подумал: – Унылые всегда в аду…
И выглядели они как-то неуверенно – и неуверенность эта, казалась единственным значительным продуктом их мысли…
Во-вторых, Риоль заметил, что Вовик основательно полысел, а Никита поседел, правда, не на столько, чтобы считать его седым, а так, для первоседия.
Костюмы на обоих сидели мешковато, но так, что все равно было заметно, что мешковатость произведена не одной пошивочной фабрикой. А.скорее временем.
Тупоносые ботинки Вовика совсем не блестели, а ботинки Никиты вообще требовали некоторого ремонта.
– Ну, что – перед фильмом по стаканчику, и в кино, – Никита поднял свой стакан, наполненный непрозрачной, коричневатой жидкостью.
– А что за фильм? – спросил Крайст.
– Комедия. Говорят классная. «Любовь и голуби».
После этого все вернулись к кинотеатру.– …Ну, как? По-моему, смешно, – проговорил Вовик, когда они вышли из зала.
– Ага. Особенно Гурченко – как она: «Люськ, а Люськ – интеллигенция!» Очень мило показано.
Риоль посмотрел на девушку, нарисованную акварелью.
Девушка посмотрела на Риоля:
– Помнишь их молодыми? У них были мечты. А теперь – этих дегенератов из фильма, попеременно гоняющих жен, детей, голубей, соседей, любовниц – они признают милыми.
– Они признают их милыми в кино для того, чтобы не признаваться себе в том, что в жизни они такие же.
Девушка, скачанная с интернета, обернулась к Крайсту:
– И эти люди так много говорили о свободе?
– После жизни при социализме, многие вспоминают о свободе, только читая передовицы газет.
– Почему же их газеты пишут не правду?
– Иначе все поймут, что тоталитаризм – это признание неправоты…– Зачем ты свернул их жизнь в эти три дурацких фильма? – к девушке, нарисованной акварелью и девушке скачанной с интернета подошла девушка, нарисованная углем.
«Это уже почти женский бунт», – успел подумать Риоль еще до того, как Крайст спросил:
– Ты думаешь – это сделал я?..