Читаем Что такое Аргентина, или Логика абсурда полностью

Скучающий полицейский на оживленном перекрестке равнодушно смотрел на толпы пешеходов, идущих на красный свет. Он оживился, когда я попыталась у него выяснить, как пройти на улицу Майпу. Испанский у меня был на уровне Тарзана, но я подкрепляла его жестикуляцией, которую очень быстро усвоила, наблюдая, как разговаривают здешние жители. Мимо нас продефилировали одиннадцать собак на одном толстом поводке, смахивающем на канатный трос; эту чу́дную стайку вел расслабленный паренек. В свободной руке он держал газету, которую читал, не поднимая глаз; так и шел, уткнувшись в газету. Собак на улицах – это я подметила еще днем – было много. В отличие от своих собратьев из прогулочных групп, собачки на индивидуальном воспитании, похоже, не знали, что такое поводок, но они в нем и не нуждались: семенили за своими хозяевами, воспитанно садились на переходе и ждали зеленого света, подавая пример иным пешеходам.

Полицейский показал мне направление, и на этом его объяснения закончились: видно, он сообразил, что я все равно ничего не пойму. Я поблагодарила его: «Грациа» – и пошла дальше. Проходя мимо четырехзвездочной гостиницы, на вывеске которой отсутствовал кончик у одной из звезд, я решила попытать счастье и обменять доллары. Как и конечность звезды на вывеске, персонал за стойкой отсутствовал, даже портье не было. Но был слышен звон бокалов где-то совсем рядом, а потом пропели интернациональное «Happy birthday» – с днем рождения поздравляли какую-то Мелину. Стало ясно, что люди за деревянной панельной стенкой были заняты более серьезным делом, чем обслуживание клиентов. Я облокотилась на стойку, кашлянула в перерыве между пением – теперь пели «Фелиз Кумпле[3], Мелина», но это мало что изменило. Я терпеливо ждала. Минут через десять вышел портье в сбившейся набекрень форменной фуражке, улыбнулся мне и позвал Мелину. Выплыла довольная, дожевывающая торт именинница и сказала мне, что до понедельника обменять деньги невозможно. Видимо, мое лицо выразило столько страдания и беспомощности, что она участливо спросила:

– Сколько?

– Ну, хоть сколько-нибудь… Сто? Двести?

Мы с ней сразу поняли друг друга, и, когда она назвала мне курс меньше, чем в обменных пунктах, но выше, чем в аэропорту, я благодарно кивнула. Мелина снова исчезла за деревянной перегородкой и появилась оттуда с пачкой аргентинских купюр; я вышла из гостиницы, с новой уверенностью, которую обычно придают дензнаки.

Идти оказалось совсем недалеко. Пара кварталов, и я уже стояла перед нужным мне домом. Рядом, в витринном окне будущего магазина, с вывеской, оптимистично оповещавшей о его открытии завтра, два маляра разучивали шаги под музыку «Милонга Сентименталь», звучавшую из пузатенького радио, стоявшего на полу рядом с ведром, в котором томились, истекая краской, кисти и ролики. Сцепив загорелые мускулистые руки, они сделали несколько коротких ритмичных шагов – траспье – и благополучно продолжили покраску потолка. Даже будучи оптимистом, было понятно, что до открытия магазина никак не меньше недели, какое там «завтра». Но уже было ясно, что спешить в этом городе не принято. Желание все бросить и начать танцевать, невзирая на сроки сдачи объекта, символично для аргентинцев; совет «цени настоящий момент, живи только им, ибо прошлое не вернуть, а будущее еще не наступило» они воспринимают буквально. Их жизнь больше похожа на череду моментальных фотографий с постоянно меняющимися настроениями, красками, тонами, чем на полнометражный фильм, соединенный режиссерской идеей. Оказывается, можно жить и так. Совершенно подругому. Пришла в голову мысль, что к югу от экватора законы кардинально меняются, и те понятия и нормы жизни, что приняты у нас, здесь, ровно наоборот, – в конгруэнтном отражении. Южноамериканское солнце без всякого смущения проделывает свой путь по небосводу справа налево, наперекор всей логике Северного полушария, и придает иной смысл жизни этих людей, который не так-то легко понять наблюдателям из северных широт.

Глава 4. Ло Де Селия

[4]

Поднимаясь по крутой лестнице, ведущей с улицы туда, где раздавалось танго «Чокло», по русским кинофильмам знакомое под названием «На Дерибасовской открылася пивная», я предвкушала посвящение в милонгеры и, конечно же, успех на этом поприще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Заграница без вранья

Китай без вранья
Китай без вранья

Китай сегодня у всех на слуху. О нем говорят и спорят, его критикуют и обвиняют, им восхищаются и подражают ему.Все, кто вступает в отношения с китайцами, сталкиваются с «китайскими премудростями». Как только вы попадаете в Китай, автоматически включается веками отработанный механизм, нацеленный на то, чтобы завоевать ваше доверие, сделать вас не просто своим другом, но и сторонником. Вы приезжаете в Китай со своими целями, а уезжаете переориентированным на китайское мнение. Жизнь в Китае наполнена таким количеством мелких нюансов и неожиданностей, что невозможно не только к ним подготовиться, но даже их предугадать. Китайцы накапливали опыт столетиями – столетиями выживания, расширения жизненного пространства и выдавливания «варваров».Ранее книга выходила под названием «Китай и китайцы. О чем молчат путеводители».

Алексей Александрович Маслов

Документальная литература
Голландия без вранья
Голландия без вранья

Увидеть Голландию глазами умного человека — дорогого стоит. Сергей Штерн, писатель и переводчик, много лет живущий в Швеции, в каждой строчке этой книги ироничен и искренне влюблен в страну, по которой путешествует. Крошечная нация, поставленная Богом в исключительно неблагоприятные условия выживания, в течение многих веков не только является одной из самых процветающих стран мира, но и служит образцом терпимости, трудолюбия и отсутствия национальной спеси, которой так грешат (без всяких на то оснований) некоторые другие страны. К тому же голландцы — вполне странные люди: они живут ниже уровня моря, курят марихуану, не вешают занавесок на окнах и радостно празднуют день рождения королевы. А еще, они тот редкий народ, который все еще любит русских и нашего энергичного царя Петра…

Сергей Викторович Штерн

Приключения / Культурология / Путешествия и география

Похожие книги

Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век
Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

Уильям Буллит был послом Соединенных Штатов в Советском Союзе и Франции. А еще подлинным космополитом, автором двух романов, знатоком американской политики, российской истории и французского высшего света. Друг Фрейда, Буллит написал вместе с ним сенсационную биографию президента Вильсона. Как дипломат Буллит вел переговоры с Лениным и Сталиным, Черчиллем и Герингом. Его план расчленения России принял Ленин, но не одобрил Вильсон. Его план строительства американского посольства на Воробьевых горах сначала поддержал, а потом закрыл Сталин. Все же Буллит сумел освоить Спасо-Хаус и устроить там прием, описанный Булгаковым как бал у Сатаны; Воланд в «Мастере и Маргарите» написан как благодарный портрет Буллита. Первый американский посол в советской Москве крутил романы с балеринами Большого театра и учил конному поло красных кавалеристов, а веселая русская жизнь разрушила его помолвку с личной секретаршей Рузвельта. Он окончил войну майором французской армии, а его ученики возглавили американскую дипломатию в годы холодной войны. Книга основана на архивных документах из личного фонда Буллита в Йейльском университете, многие из которых впервые используются в литературе.

Александр Маркович Эткинд , Александр Эткинд

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное
Советский кишлак
Советский кишлак

Исследование профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Сергея Абашина посвящено истории преобразований в Средней Азии с конца XIX века и до распада Советского Союза. Вся эта история дана через описание одного селения, пережившего и завоевание, и репрессии, и бурное экономическое развитие, и культурную модернизацию. В книге приведено множество документов и устных историй, рассказывающих о завоевании региона, становлении колониального и советского управления, борьбе с басмачеством, коллективизации и хлопковой экономике, медицине и исламе, общине-махалле и брачных стратегиях. Анализируя собранные в поле и архивах свидетельства, автор обращается к теориям постколониализма, культурной гибридности, советской субъективности и с их помощью объясняет противоречивый характер общественных отношений в Российской империи и СССР.

Сергей Николаевич Абашин

Документальная литература