Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды

Фазильнагар – неприглядный индийский город с обветшалыми бетонными зданиями, единственной улицей магазинов и провисшими лотками, с которых продают все: от свадебных аксессуаров до деталей тракторов. Я спускаюсь с главной улицы по темной аллее до тех пор, пока не выхожу к открытому пространству, на котором высится огромный холм утрамбованной земли. Там, где осыпалась земля, видны обломки кладки. Погнутый и разбитый знак, об который индийский буйвол чешет свою шею, сообщает, что холм является «Охраняемым национальным памятником». Там и сям виднеются бесполезные остатки столбов и ограды. Холм служит туалетом под открытым небом, здесь оборванные дети собираются целыми группками, а козы и бездомные собаки поедают отходы. У основания холма стоит мечеть цвета мяты, перед которой на коленях стоят три женщины, они причитают и завывают, размахивая своими длинными темными волосами, терзаемые то ли экстазом, то ли невыносимым горем.

Внутри холма скрывается ступа, которая отмечает то место, где Готама отведал на своей последней трапезе вяленую свинину в доме человека по имени Чунда-кузнец. Когда ему только предложили это блюдо, кажется, Готама сразу заподозрил что-то неладное. «Поднеси свинину только мне, – сказал он Чунде, – а оставшейся едой угости других монахов». Когда трапеза была закончена, он сказал Чунде: «Все, что осталось от свинины, похорони в земле». Затем его «поразила тяжелая болезнь с кровавым поносом, которую он переносил осознанно и без жалоб». Он лишь сказал Ананде: «Давай пойдем в Кусинару», что в этих обстоятельствах больше походит на Давай скорее выберемся из этого места.

Неужели кто-то пытался отравить Готаму? Если да, то кто? И почему? У него не было недостатка во врагах. Город Пава был одним из двух основных центров царства маллов, косальской провинции, смежной с царством Сакья. Караяна, командующий армией Косалы, которая в тот момент стирала с лица земли царство Сакья, был родом из Маллы, возможно из самой Павы. Пава была также тем местом, где аскет Махавира, основатель джайнизма, как говорят, умер несколькими годами ранее, после чего его последователи «разделились на две стороны и ссорились, и спорили, боролись и нападали друг на друга». Услышав об этом, Готама осудил учение Махавиры, сказав, что оно «плохо изложено, непоучительно представлено и не может успокоить ум, потому что не был полностью пробужден тот, кто его возвестил». Когда поймали бандитов, которые убили старшего ученика Готамы Моггалльяну в Раджагахе, они признались в том, что убить старого монаха их нанял кто-то из последователей Махавиры. Когда в своем последнем странствии больной Готама достиг наконец Павы, он вступил на землю, которая, возможно, уже стала вотчиной его основного конкурента.

Но зачем нужно отравлять старика, который и так уже умирает? Скорее уж следовало травить тех, кто наследует ему и продолжает его дело. Хотел ли кто-то наказать Готаму за его возможное соучастие в обмане царя Пасенади, когда его кузен Маханама отдал царю в невесты рабыню? Если кто-то хотел быть уверен, что идеи Будды умрут вместе с ним, а учение их собственного учителя будет процветать, тогда самый эффективный способ состоял бы в том, чтобы убить Ананду, верного ученика и спутника Готамы, который сохранил в своей памяти все его проповеди. Настаивая на том, чтобы свинину подали только ему, а остатки захоронили в земле, Готама помешал Ананде съесть отравленную пищу. Возможно, он ускорил приближение своей смерти только для того, чтобы его учение осталось в живых.

Я не заметил, как толпа из пятидесяти или шестидесяти улыбающихся и глядящих на меня чистыми, невинными глазами мальчишек собралась вокруг меня на вершине глиняного холма. Всякий раз, когда я делаю какое-то движение, все они, не моргая и не отрывая пристального взгляда, движутся вслед за мной, как будто один гигантский организм, изучающий неизвестное создание, которое он держит бережно, но настороженно в своих объятиях. Когда я, наконец, решаю уйти, они расступаются, и я возвращаюсь по дорожке, сопровождаемый горсткой самых отважных парнишек, которые по очереди выпрашивают у меня ручку или пару рупий.

В предместьях Фазильнагара, где город отступает перед сельскими угодьями и полями, я обнаруживаю впечатляющий кусок белого мрамора с надписью: 24-й ТИРТХАНКАР 1008 [14] БХАГВАН МАХАВИРДЖИ. Ниже поясняющий текст на английском языке: «На этом месте, по общему мнению историков и исследователей, достиг Нирваны Господь Махавира. На этом основании здесь построен великий храм Дигамбар-джайн». На этом месте умер современник и конкурент Готамы Махавира; по крайней мере, так считают некоторые члены строгой джайнской секты дигамбаров [15] .

Пока я пытаюсь найти «великий храм», упомянутый в надписи, меня снова окружает орда деревенских ребятишек. Я догадываюсь, что храм должен быть за высокой кирпичной стеной, прилегающей к памятной мраморной плите. Я иду вдоль стены, пока не нахожу запертые ворота. Мне удается только подтянуться – под восторженные крики и смех, – чтобы заглянуть во двор. Кроме единственного, производящего впечатление заброшенного, здания на одной стороне на территории ничего нет. Кругом валяются какие-то строительные материалы, поросшие травой и сорняками.

Сегодня шестнадцать километров хорошей дороги отделяют Фазильнагар (Паву) от Кушинагара (Кусинары). Больного и ослабшего Готаму должны были нести на носилках. Небольшая группа монахов остановилась, чтобы искупаться в реке Какуттха, тогда Чунда расстелил на берегу накидку для Готамы, чтобы он мог лечь и отдохнуть. Возможно, они провели здесь ночь. И вот мы с г-ном Ханом, на полпути к Кушинагару, приближаемся к реке, через которую переброшен железобетонный мост. Ее широкий зеленый берег окружен тенистыми деревьями. Но я знаю о непостоянстве речных русел на аллювиальных равнинах и не спешу с выводом, что это именно Какуттха и что здесь, на берегу, когда-то лежал умирающий Г отама.

Стал ли я лучше знать этого человека, Сиддхаттху Готаму? Чего я добился, блуждая по этим местам археологических раскопок, следуя по его маршруту через Бихар и Уттар-Прадеш, исследуя шкатулку из мыльного камня, в которой якобы содержится его прах? Когда я взбирался на пик Коршуна или холм над ступой в Фазильнагаре, в моей голове проносилась короткая, волнующая волна ассоциаций. В некоторые особо поразительные моменты я ощущал, как будто Готама был так близко, что я почти мог дотронуться до него. Но как только этот восторг проходил, возвращалось легкое безразличие, а иногда почти полное отчаяние. Я вынужден был признать, что все эти места были не больше, чем еще одна груда кирпичей, еще один холм, еще один кусок земли.

Мы въезжаем на широкую площадку перед отелем Лотус Никко в Кушинагаре. Г-н Хан заглушает мотор; слуга, одетый во все белое, распахивает мою дверь – и воздух наполняется трелью цикад. Вот что остается: цикады, бурундуки, коровы, вороны, длиннохвостые попугаи, чесоточные собаки, нимовые деревья [16] , зеленые и желтые горчичные поля, на которых трудятся, не разгибая спины, женщины и девушки в ярких сари. Эти живые, воспроизводящие себя из поколения в поколение растения, птицы, животные и люди – вот все, что сохраняется в памяти. Я никогда не смогу увидеть то, что видел Готама, но я могу слушать пение потомков тех самых цикад, которых он слышал, когда в те далекие годы в Кусинаре наступала ночь.