Что такое фантастика?

Сатира Свифта многофункциональна, и здесь он такой, как всегда. Он пишет и сатиру на жуликов из акционерных обществ, и сатиру политического характера. Подобная многофункциональность будет впоследствии свойственна и Уэллсу. Это вообще свойственно литературе, фантастике в частности. Но при этом у Свифта всегда есть какой-то главный объект осмеяния, служащий своеобразной опорой для всего остального. В первой — шестой главах третьей книги главное — это все-таки сатира на Королевское общество и ученых.

Побочные возражения, которые Кейз делает против этого давно утвердившегося мнения, стоят немного. Ничто не мешало Свифту назвать своих ученых прожектерами. Напротив, это давало ему возможность распространить сатиру и на финансовых и на политических прожектеров, не забывая притом ученых, которых хоть и редко, но так называли. То, что Королевское общество ютилось в скверном и тесном помещении, а Великая Академия расположилась во многих зданиях, тоже легко объяснимо — Свифт высмеивал претензии Королевского общества, которое как раз в это время упорно добивалось переезда в новое помещение.

Описание Великой Академии в Лагодо сделано в совершенном соответствии с давней традицией, идущей от Рабле. Работы ученых в Великой Академии подозрительно напоминают занятия помощников Королевы Квинты в пятой книге «Гаргантюа и Пантагрюэля». Эта традиция достаточно рано была подхвачена в Англии. Еще в 1610 году подобного рода Академия была изображена у Джозефа Холла в «Мире ином и этом». Писатель XVII века Холл воспринял это место из Рабле как сатиру. Иначе быть не могло — понимание специфики Рабле было уже утеряно.

За Холлом последовали другие. Над учеными немало посмеялся Сэмюэл Бетлер в «Гудибрасе» (1663–1678) и ряде стихотворных сатир[75], Томас Шедуэлл в пьесе «Виртуозо» (1676), Томас Браун в «Серьезных и забавных развлечениях» (1700), откуда, кстати говоря, у Свифта есть прямые заимствования, и многие другие. Даже Стиль и Аддисон, исполненные почтения к науке, не упускают случая подшутить в «Зрителе» над рассеянностью и чудаковатостью иного ученого. Уже в период работы Свифта над «Путешествиями Гулливера» Поп и Арбетнот открыли в «Мемуарах Мартина Скриблеруса» (1714) целое царство философов, управляемых математиками.

Подобного рода насмешки, издевательства, подтрунивание над учеными сделались возможными отнюдь не потому, что публика ничего не знала о работе Королевского общества, а, напротив, именно в силу того, что оно привлекало к себе всеобщий интерес, и «Философикал трансэкшнс оф ди Ройал Сосайети» широко читались. Кроме полного издания, в начале XVIII века публиковалось еще сокращенное, популярное, а в 1705–1707 годах вышел трехтомный сборник наиболее интересных для публики сообщений Королевского общества «Miscellanea Curiosa». Литературная традиция поддерживалась и подкреплялась тем, что научные открытия, предположения, эксперименты оставались предметом разговоров.

Наряду с результатами исследований в области точных наук «Философикал трансэкшнс» публиковали и отчеты путешественников, и это могло быть одной из причин, по которой Свифт обратился, работая над «Путешествиями Гулливера», к этому изданию. Но географией его интерес не исчерпался. Он нашел там множество указаний для «Путешествия в Лапуту», а затем включил в круг своего чтения и отдельные работы ученых.

Если в ряде литературоведческих работ вплоть до пятидесятых годов нашего века утверждалось, что сатира Свифта на науку объясняется прежде всего его невежеством, то причиной этого была отнюдь не неразработанность вопроса. Этот вопрос относительно разработан, но по преимуществу в научных изданиях, не привлекавших до последнего времени внимания литературоведов[76].

В научном издании еще в 1937 году была опубликована и наиболее интересная статья о Свифте и науке — «Научный фон свифтовского “Путешествия в Лапуту”». Автор этой работы Марджори Николсон сосредоточивает внимание на самых нелепых затеях профессоров Великой Академии и для каждой из них находит реальный прототип[77]. Любой эксперимент «прожектеров», утверждает она, это пародированный эксперимент, имевший место в действительности. Как всегда, Свифт знает то, о чем пишет.

В дальнейшем выяснится и еще одна любопытная деталь. Его интерес к науке — это нечто большее, чем интерес сатирика, подметившего в чужой для него области что-либо достойное осмеяния.

***

Среди противников Свифта были люди, о существовании которых он не мог знать, — они жили после него, — но которых по-прежнему больно била его насмешка. Самым знаменитым из них был, пожалуй, английский математик и философ Чарльз Бэббидж (1792–1871).