Что такое государство Израиль?

Использование памяти о геноциде евреев в качестве орудия воспитания израильского патриотизма не только не ослабевает, но и продолжает усиливаться. В 69-ю годовщину освобождения Освенцима советскими войсками в лагерь приехала половина депутатов израильского парламента. Они прошли через ворота лагеря смерти, гордо неся над собой израильский флаг[267]. За несколько лет до этого после воздушного парада в Польше, несмотря на протесты дирекции музея в Освенциме, три израильских истребителя F-15 со звездами Давида, пилотируемые потомками евреев, спасшихся от уничтожения в оккупированной фашистами Польше, пролетели над бывшим нацистским лагерем. За полетом из соседнего Биркенау наблюдали двести израильских солдат. Один из пилотов, комментируя это событие, не преминул подчеркнуть свою веру в израильскую армию: «Для нас это триумф. Шестьдесят лет назад у нас не было ничего. Ни страны, ни армии, ничего. Теперь мы прилетаем сюда на собственных самолетах…»[268]

Посещение мест геноцида евреев стало важнейшей частью израильского армейского воспитания. Однако эти поездки лишь укрепляют знания, заложенные в государственных школах: на изучение истории геноцида отведено более 15 % программы по современной еврейской истории. Примерно половина учеников и преподавателей считают эту катастрофу важнейшим событием XX века. Даже среди учеников-евреев арабского, турецкого или иранского происхождения, чьи предки не знали нацистской оккупации, 83 % считают, что их семьи «пережили Катастрофу». Такой же процент молодых израильтян боится уничтожения Государства Израиль, а треть из них считает, что возможность нового геноцида по-прежнему велика[269].

Символично, что первый израильский космонавт Илан Рамон, потомок евреев, переживших войну, взял на борт американского космического корабля рисунок лунного ландшафта, выполненный ребенком в концлагере Терезин.

Официальные церемонии в память о геноциде евреев являются средством укрепления этих чувств. Начальник израильского Генштаба, стоя у подножия памятника бойцам Варшавского гетто, сказал: «Если вы хотите узнать, в чем источник силы и мощи израильской армии, обратитесь к святым мученикам Катастрофы и героям восстания… Катастрофа… это корень и оправдание нашего дела»[270].

Впрочем, связать историю восстания в Варшавском гетто с сионизмом не так просто, как это может показаться на первый взгляд. Дочь еврея-бойца, павшего во время восстания, задает болезненные вопросы:

«Пока израильтяне ставят к стенке палестинцев не сотнями, а лишь по одному в день, свободны ли мы, евреи, от заботы о морали и справедливости? Не стал ли нацизм единственной нормой, по которой евреи судят о зле, и все, что не является его точной копией, считают морально приемлемым? Что же эта Катастрофа сделала с еврейским чувством нравственности?»[271]

Марек Эдельман (1919–2009), ветеран восстания, поддерживал палестинское сопротивление и находил в нем немалое сходство с борьбой против нацистов. «Ничто так не раздражает сионистов, как высказывания еврея-антисиониста с таким отважным и принципиальным прошлым»[272]. Неудивительно, что его мемуары, опубликованные в Польше в 1945 году, вышли в свет в Израиле лишь четверть века спустя.

Для сравнения, книга Ханны Арендт (1907–1995) – крупнейшего политического мыслителя ХХ в., еврейки, бежавшей из Германии в США, а в прошлом активистки сионистского движения, – о процессе Эйхмана[273] была издана на иврите лишь через тридцать семь лет после написания. Подрывая один из основополагающих мифов сионизма, что антисемитизм – сила вечная, постоянная и мистическая, Арендт не считала Эйхмана «виновным в преступлениях против еврейского народа», несмотря на постановление трибунала. Она видела в нем образец «банальности зла» – случай практически бессознательного изменения человеческого поведения под влиянием неумолимой бюрократической машины. Выводы Арендт не распространяются исключительно на Германию и должны послужить предупреждением любому государству, ведущему политику дискриминации. В конце века в Израиле прошла конференция, посвященная ее интеллектуальному и моральному наследию, а труды конференции были изданы под названием «Арендт в Иерусалиме»[274].

Одного события, даже такого чудовищного, как нацистский геноцид, недостаточно для долгосрочного оправдания сионизма. Поэтому идеологи этого движения вынуждены постоянно подчеркивать принципиальную угрозу существованию евреев вне Израиля. Бывший израильский министр просвещения – один из идеологов национал-иудаизма – выразил эту мысль вполне отчетливо: «Нацистский геноцид – это не безумие нации, которое случилось однажды и прошло. Это идеология, которая вовсе не исчезла. Даже теперь мир может смотреть сквозь пальцы на преступления против нас»[275]. Логичным продолжением этой мысли является тот факт, что лишь 4 % израильских учеников выносит из истории нацистского геноцида урок общечеловеческого значения (необходимость бороться с дискриминацией, расизмом и т. д.)[276].