Напомним, кстати, следующее: основная идея Пригожина, которой мы неукоснительно придерживаемся, состоит в том, что только в системе далекой от равновесия возможно образование чего-либо нового. Но таковой системой, как правило, является система, основным элементом которой являются материальные частицы, подвергающиеся тому или иному энергетическому воздействию. Вот поэтому-то мы и предполагаем: только достижение точки бифуркации в процессе все нарастающих флуктуаций может привести к образованию весьма неустойчивого, – но достаточно низкоэнтропийного – материального
ансамбля нейронов и, как следствие, к созданию нового идеального смысла; а именно, того смысла, который способен хотя бы в некоторой степени внести порядок в ранее разупорядоченный регион нашей действительности. (Стоит только вспомнить идеи оседлого образа жизни, гравитации, естественного отбора, нравственности, письменности, генетической наследственности и т. д.).Как видим, мною сделана ставка
на спонтанную самоорганизацию «разрозненных» нейронов нашего мозга в материальный ансамбль последних. И этот ансамбль есть не что иное как «материальный представитель» идеального смысла идеи, того сгустка смысла, который впервые являет себя на допонятийный этап нашего мышления. Причем, являет он себя в виде достаточно ясного и четко понимаемого «голого» сгустка смысла, еще не облаченного в одеяние какой-либо знаковой системы. В начале этого этапа мы прекрасно понимаем этот смысл: более того, мы испытываем эйфорическое чувство интеллектуального удовольствия от этого понимания и даже чувство удивления от внезапности его явления. Но это понимание тотчас же должно быть нами зафиксировано в процессе последующего развертывания смысли идеи и наименования тех сущих, комплексом которых оперирует наше мышление. В противном случае только что явленный смысл идеи может безвозвратно улетучиться из нашего сознания, что иногда случается, если мы отвлекаемся – от сосредоточения на этом смысле – на что-либо постороннее.Приведенные выше, можно сказать, умозрительные рассуждения, конечно же, являются неполными, а возможно, в чем-то и ошибочными. Но что-то подсказывает мне, что за столь значительным и столь таинственным процессом спонтанного (мгновенного
) возникновения новизны скрывается нечто нами непредсказуемое и кардинально важное. (Тем более что спонтанность возникновения новых идеи большинством великих мыслителей, – да и не великих тоже, – никогда не отрицалась). Не может быть чтобы процесс возникновения всего того («рукотворимого»), что нами внове создается – со времён обретения разумности (100 – 50 тысяч лет назад), – мог обходиться без помощи материальной Природы, из которой мы вышли сами и которая наделила нас той же способностью, которой в совершенстве владеет она сама, то есть способностью создавать новизну посредством одних только материальных ресурсов, которые в наличии у нее имеются. Ведь каких-либо идеальных ресурсов (Ум Анаксогора, Перводвигатель Аристотеля, Бог христиан и т. д.) у нее, у Природы, нет. А потому, не слишком ли мы обольщаемся своими, лежащими на виду идеальными рациональными способностями, «забывая» скрытые от нас материальные способности самой Природы, только потому, что мы никак не можем их постигнуть; постигнуть в том числе и то, что происходит на уровне живой материи нейронов нашего мозга в моменты озарений (прозрений, инсайтов)?Так что нами сделана ставка на то, что возникновение новизны самой по себе
есть спонтанное образование самоорганизованной материи нейронов нашего мозга. Причем, это образование неизвестно каким образом предъявляется в наше сознание и раскрывается им в полноценный идеальный смысл идеи. И этот процесс предъявления смысла в сознание, как известно, ощущается нашей психикой как акт озарения (инсайта, прозрения, интуиции), сопровождающийся возникновением трех чувств:– чувства интеллектуального удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи,
– чувства удивления от внезапности ее явления
– и чувства уверенности в том, что возникший смысл является надежным (истинным) и единственно возможным.