Читаем Что такое историческая социология? полностью

Одни события имеют гораздо более весомые последствия, чем другие. Революции стоят в ряду наиважнейших событий мировой истории. Каким образом мы можем изучать такие эпохальные исторические моменты? Как мы объясняем, почему иногда социальные акторы решаются пойти на огромные риски, чтобы бросить вызов власть имущим, когда большинство людей смиряется с существующим социальным порядком? Увидев, как к ответам на эти вопросы шли некоторые исторические социологи, мы сможем прояснить методы рассмотрения роли человеческого фактора в историческом изменении.

На протяжении большей части человеческой истории большинство людей жили плохо, в условиях обездоленности и эксплуатации, и они были несчастны из-за своего положения. Чтобы создать социальное движение или разжечь революцию, обнищания недостаточно. По выражению Бэррингтона Мура, «в репертуаре человеческих ответов на депривацию и несправедливость агрессивное контрнаступление едва ли является тем ответом, возникновение которого ожидается автоматически или каким-либо "естественным” образом» (Moore, 1978, р. 161). Если мы хотим объяснить, почему случаются революции и социальные движения и насколько важное значение они имеют, нам нужно проделать три четко определенных шага.

• Во-первых, мы обязаны выявить временные моменты, в которые случались революции или социальные движения. Отчасти это проблема дефиниций, точно так же как и с объяснением истоков капитализма. Сосредоточившись на выявлении моментов исторического изменения, мы сможем прорваться сквозь безрезультатные споры, как это было и с вопросом об истоках капитализма. При рассмотрении революций нам нужно отыскать эпизоды, когда не только свергались правители, но трансформировалась сама форма правления. При рассмотрении социальных движений нам нужно найти моменты, когда народные группы выходили за пределы протестов и предъявления требований и на деле отвоевывали значительные уступки у тех, против кого они мобилизовались.

• Во-вторых, нам нужно разобрать, насколько подобные моменты эффективного действия против правителей отличаются от того, что происходило до этого. Другими словами, нам нужно объяснить, почему революция произошла именно в этой временной точке, а не раньше, или почему социальное движение отвоевало уступки в определенный момент, а не до того.

• В-третьих, нам нужно точно определить, какое значение имеют революции или успешные социальные движения. Недостаточно назвать завоеванные уступки или перечислить тех, кто был свергнут, лишен имущества, изгнан или убит в ходе революции. Скорее, нам нужно сравнить до- и постреволюционные государства или социальные системы или дать точное описание того, как завоеванные социальным движением уступки изменили политическую жизнь или социальные отношения.

Разберем теперь труды исторических социологов и историков, которые уже добились успеха в осуществлении каждого из этих шагов. Обычно редко бывает, что в каком-то отдельном исследовании удается выполнить все три задачи, хотя в наиболее удачных исследованиях первые два шага тесно связаны, а следовательно, мы будем обсуждать их совокупно, потому что как только ученый выявляет сам момент революции, это в свою очередь сразу фокусирует его на поиске причин. Некоторые авторы, напротив, начинают с анализа причин, и это позволяет затем очертить временной диапазон революции, хотя, как мы еще увидим, начинающие со второго шага и проделывающие обратный путь к первому в конце получают более «сырой» и менее убедительный анализ. Какие-то прозрения идут от исследователей революций, а какие-то — от специалистов по социальным движениям; более того, эти два потока литературы настолько пересекаются, что будет лучше, если мы рассмотрим их как часть единой дисциплины о народной мобилизации и структурных изменениях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология