С Голанских высот жители бежали в 1967 году, оставив пустые деревни. Не тронулись с места только друзы из четырех сел на севере плато. Старые деревни на плато, сложенные из черного базальта, напоминали руины древней Тиверии. В газете «Давар» от 3 декабря 1971 года рассказывается о том, как Общество охраны природы пыталось сберечь одну из этих красивых деревень, но власти предпочли стереть ее с лица земли динамитом и бульдозерами. «Бульдозеры уничтожили все эти красивые деревни. Евреи как бы хотели доказать, что не могут жить с прошлым, если оно не заперто в музее в качестве археологического экспоната», – писала «Давар» об уничтожении сел Голана.
Я жил когда-то в новом поселении Афик, на южном краю плато. Там стояло несколько хороших старых домов, а самым прекрасным был тот, что служил до войны офицерским клубом. Он был построен над самым обрывом, и с его огромной, выложенной армянской керамикой веранды открывался фантастический вид на чашу долины Кинерет с синим озером на дне. На другом берегу по ночам сияли огни Тиверии, а высоко в горах мерцал Цфат.
Поселенцы превратили офицерский клуб в склад всякой рухляди и сломанной мебели, а новый поселок – кубики из блоков и панелей – построили подальше от обрыва – что им красивый вид? – и от старых сельских домов. Когда я в 1980-х годах навестил Афик, даже пробраться к дому с верандой было нелегко. В поселке, стоящем задом к Кинерету и лицом к дороге, к своим зеленым газонам, дом с верандой затерялся где-то за службами, за гаражами поселенцев.
Сегодня такой сугубо практический, конструктивный подход кажется анахронизмом. Невольно вспоминаешь, как внезапно разбогатевший Остап Бендер и Александр Корейко посетили среднеазиатский городок, который, по воспоминаниям Бендера, не уступал Багдаду. Они нашли этот оазис преобразившимся:
– А как у вас с такими… с кабачками в азиатском роде, знаете, с тимпанами и флейтами? – нетерпеливо спросил великий комбинатор.
– Изжили, – равнодушно ответил юноша… – Едем на фабрику-кухню обедать.
…
– Какой чудный туземный базарчик! Багдад!
– Семнадцатого числа начнем сносить, – сказал молодой человек, – здесь будет больница и коопцентр.
…
В большом зале фабрики-кухни, среди кафельных стен, под ленточными мухоморами, свисавшими с потолка, путешественники ели перловый суп и маленькие коричневые биточки.
Различие между советской модернизацией Средней Азии и израильской модернизацией Палестины заключается в том, что из советского Багдада не изгнали местных жителей заодно с кабачками и базарчиком. А сходство – общая высокомерная уверенность в превосходстве восточноевропейского образа жизни – потрясает. Сейчас потомки выходцев из Восточной Европы едят перловый суп и маленькие коричневые биточки в залах кибуцных столовых на Голанском плато, на руинах стертых с лица земли сел.
В мире произошло немало перемен с 1920-х годов. Теперь в большинстве стран уже не спешат сносить туземные базарчики, строить фабрики-кухни и возводить жилмассивы: народу они не по душе. Возможно, модернизм задержался в Израиле потому, что подсознательно евреи считают необходимым искоренить все следы не выдуманного, а реального прошлого?
В Нагорье, о котором мы ведем речь, местное население осталось, и оно не позволяет «освоить» страну таким образом, иначе в ближайшее время Палестина исчезла бы. Но вот трагический парадокс: если правых националистов так и тянет в Нагорье, чтобы его уничтожить, то наиболее симпатичных, левых и прогрессивных, израильтян туда калачом не заманишь. Некоторые из них доводят свое неприятие Палестины до логического завершения, отказываясь посещать Нагорье, «оккупированный Западный берег». Б. Михаэль, типичный левый сатирик, даже пишет на английский манер «Джудеа» вместо «Иудея», подчеркивая полную свою непричастность к этому району. Большинство симпатичных левых активно не любят Палестину и отрицают всякую эмоциональную связь с ней.