И вот мы берем в руки древнейший эпос, который был отчасти историческим эпосом, - «Эпос о Гильгамеше». Юный Гильгамеш был властелином города Урука, одного из самых древних городов мира: по сравнению с этим городом древний Вавилон был новым, а о Иерусалиме, Афинах и Риме и говорить нечего. И в эпосе сказано: этот Гильгамеш делал в городе Уруке что хотел. Это идеально точная политическая формулировка. Гильгамеш поступил просто: недвусмысленно дал понять жрецам города (а сам он совмещал в себе две власти - воинскую власть, то есть власть человека, у которого была мощнейшая дружина, и жреческую власть), что «все девочки - мои». А ведь это не всем приятно, не всем отцам, не всем мужьям, не всем братьям. Начались маленькие коллизии. А его первым государственным мероприятием было то, что он обнес город Урук стеной. И когда его упрекали в том, что ведет он себя прескверно, он говорил: «Хорошо, а вы стену возвели? Нет. А я возвел». То есть более года заставлял население города трудиться над ее возведением. А что здесь стена? Он ведь ограничил мир физически. И он так сам это понимал. Он физически ограничил минимальную сферу своей политической власти. В общем, пожалуй, уже в соседних городах не все девочки были его и его дружинников: нельзя восстанавливать всех против себя, он это понимал очень хорошо и понимал, зачем стена. Городская стена здесь - феномен политический.
Да и сама эта моя лекция - политический феномен, неужели непонятно? То есть неизбежно затрагивающий вопросы онтологии власти и нашего политического бытия. Размытляя о политических феноменах как о феноменах политической рефлексии, мы, конечно, интеллектуально участвуем в политике.
И тут интересный момент политической рефлексии, Гильгамеш уже понимал, что политическая власть имеет два направления: одно - разбираться со своими дружинниками и со своими жрецами и совсем другое - разбираться с соседями. Между прочим, большинство городов и селений этой части мира не были обнесены стенами. А вы знаете, почему? Не было нужды. А некоторые продолжали оставаться бесстенными тысячелетия. Здесь стена - это эпифеномен политической культуры. Так же как другим эпифеноменом другой великой политической культуры, но на две тысячи лет позже, была Великая Китайская стена, но уже построенная (когда Китай начинал ее строить, была совершенно четкая политическая цель - защищаться от северных варваров, в Уруке такой цели не было, тут мы имеем дело с тем, что некоторые ученые называют «протополисом»). Надо сказать, что и большинство древнеегипетских городов не знали стен. Я специально сказал о стене как о феномене, связанном с определенной исторической фазой политической рефлексии.
Теперь последний раз вернемся к концу моей прошлой лекции, когда я только начинал объяснять это странное омерзительное слово (потому что я предпочитаю всю жизнь обходиться нормальным русским языком, а не языком, искалеченным учеными и политиками) - «проблематизация». Ничего, это мы вынесем, вытянем на себе. И тогда я пытался вам объяснить, что проблематизация связана не с компрометацией политической власти, не с какими-то принципиальными этическими упреками в ее адрес. Проблематизация, в конечном счете, - это изменение установок политической рефлексии. Проблематизация возникает, когда появляется снижение энергетики политической рефлексии в отношении того или иного феномена, на который она направлена. Она возникает тогда, когда люди начинают пожимать плечами и говорят: «А может, это ерунда все, одни слова?».
Вообще не надо стыдиться никаких слов, они достаточно плохи сами по себе.
А может быть, мы просто непоправимо старомодны? (Представьте себе, мы можем прекрасно жить с тем, что какая-то литература старомодна, что какая-то одежда старомодна. Но говоря о центральных категориях политической рефлексии, мы этого допустить не можем: «Как! Политическая власть старомодна?». Дамы и господа - старомодна.) А что значит старомодна? Это значит - она не просто есть, над ней уже думают, ее проблематизируют, тем самым она теряет свою мыслительную актуальность. Это ведь когда-то Гегель - не последний был дурак - сказал, что всякая политическая власть имеет свою первую победу и терпит первое поражение в мышлении людей, а не на полях сражений. Мышление вдруг говорит: «А, да это так - исторический феномен». А само слово «исторический» - уже угроза, то есть было время, когда не было, и будет время, когда не будет. И установка на абсолютную политическую власть, то есть ту, без которой невозможно, терпит полный внутренний крах. И тогда возникают альтернативы.
Все государственные учреждения - тупые. Никогда не считайте, что есть где-то страна, где такие умные ребята сидят в министерстве иностранных дел или еще в разведке - такой страны нет нигде: ни в каком государстве никакой департамент умным быть не может.