Что такое политическая философия: размышления и соображения

Но все-таки перейдем к самой серьезной, целевой черте абсолютной революции. Революция как направленная по определению и по преимуществу не столько на уничтожение государства, сколько на народ, который должен это сделать, а потом оказаться в пространстве нового, уже тоталитарного государства, революция объективно преследовала важнейшую и безумно трудновыполнимую цель. Об этой цели написаны тома. И это не только докторские и кандидатские диссертации. Это письма большевиков, письма первых деятелей советской власти, письма десятков, сотен людей, которые оказались причастны к власти. Заметьте, за одним исключением - один человек таких писем не писал. Кто? Сталин. Основной внутренней целью революции была не отмена прежнего государственного строя, а радикальная трансформация мышления людей. Я же вам говорил, объект - самое главное для революции. Народ, а не царская семья, не Зимний дворец и вся эта мифология. Народ. Главной и основной целью была отмена - заметьте, дамы и господа! - не трансформация, а отмена всего прежнего образа жизни. Образ жизни - это образ жизни народа. Один человек, который идиотски желал революции и восторженно ее приветствовал (вы помните этого человека? - Блок), в известной статье в отчаянии писал: «Мы переживаем самую страшную потерю - образа жизни, реального быта». Запаниковал старик. Сначала приветствовал революцию, а потом увидел, что что-то не так. Запаниковал и Алексей Максимович. Но пришел в себя и в 1932 году написал замечательное письмо, я процитирую начало: «Наш самый страшный враг - не капиталистическое окружение, не остатки белогвардейцев, не шпионы и диверсанты. Наш самый страшный враг - образ жизни этих людей, который должен быть выкорчеван до основания. А если они не захотят, то они будут полностью исключены» - он буквально так подчеркнул - «полностью исключены из нашей новой жизни». Надо вам сказать, есть такие строки у великого гуманиста, на которые бы Геббельс никогда не решился! И он не был циником, он в том, что говорил, был убежден. Правда, года через два он изменил свою точку зрения, решив, что со шпионами и диверсантами тоже надо бороться путем тотального уничтожения. Но главное - это растоптать быт, который он ненавидел. То есть его ненависть, я хочу взять в кавычки, «к простому реальному русскому человеку, к Ваньке» (он так и говорил - «Ванька») не знала равных. Да Сулла по сравнению с ним был великим гуманистом. То есть это замечательный и очень типичный для русской абсолютной революции рефлекс - полный негативизм и нигилизм по отношению к русскому быту сначала, а потом к любому быту, к любому образу жизни. Не правда ли, это очень интересно? И не есть ли это «негативный предел» политической рефлексии?

Абсолютных революций в истории было не так мало - для людей тех стран, где они происходили, их было более чем достаточно. Их было, скажем, одиннадцать. Все остальные были революциями не на пределе политических рефлексий.

Можно подумать, что эта борьба с образом жизни и с его носителем, объектом - народом, населением, была единственной стороной революций, в отношении которой появлялись стратегические моменты.

И, наконец, последняя черта абсолютной революции. Ее демонстративный - не только не скрываемый, а подчеркиваемый - максимализм. То есть «все или ничего». В этом смысле Гитлер пытался ввести этот принцип только в вопросе о евреях. Гитлер, скажем, говорил, что надо уничтожить всех евреев, в скобках - цыган тоже обязательно. Ну, в конце концов, это максимализм в известных рамках. Но Горький говорил: «Все, кто будут цепляться за старое, будут устранены» - это пример революционного максимализма, от которого Горький стал постепенно вылечиваться только тогда, когда его уже собирались отравить (или это легенда - не настаиваю, не важно). Когда было, помните, «шахтинское дело», дело буржуазных специалистов? Читаем письмо Горького к тогдашнему «советскому Сен-Жюсту»: «Дорогой Генрих (Ягода. - Прим. ред.)» - это народному комиссару внутренних дел, который, по- видимому, отравил своего предшественника Менжинского, - «я с негодованием прочел о решении Верховного суда по «шахтинскому делу». Только четверо расстреляны - это же безобразие, расстрелять надо было всех». Можете себе представить: писатель-гуманист?

Но он не дожил до того времени, когда Ягода был пытан и расстрелян в свою очередь людьми Ежова. И уж, конечно, до того года, когда Ежов был страшно пытан и расстрелян людьми Лаврентия Павловича. Но надо сказать, все это уже к революции, даже к абсолютной, имело очень далекое отношение.