Что такое психотерапия

Когда терапевты, обладающие системным взглядом на проблему, пытаются сотрудничать с представителями суда, обладающими линейным видением, то возникают сложности. Представители суда склонны считать семейных терапевтов слишком мягкими по отношению к членам семьи, которую постигло несчастье, а семейные психотерапевты, в свою очередь, склоняются к тому, что представители суда чересчур строги к ним. Такое расхождение во мнениях типично для родителей, которые ссорятся из-за проблемного ребенка.

Вера в изменение

Наверное, самое глубокое различие между психотерапевтами и работниками службы защиты проистекает из разного социального контекста. Позиция, которую должен занять терапевт, такова: изменение возможно, и какой бы сложной ни была проблема, на нее можно повлиять и добиться изменения. Если в семье есть случай насилия, терапевт верит, что с помощью изменения можно избежать повторения насилия. Если он в это не верит, ему не следует выбирать карьеру психотерапевта. Терапевт возлагает на себя ответственность помочь и жертве, и насильнику, — это часть свойственного ему более широкого видения проблемы, в то время как суд стремится помочь только жертве.

Самая безопасная позиция работников службы защиты детей противоположна позиции психотерапевта и заключается в том, что изменение маловероятно. Если думать только о защите жертвы, то, естественно, лучше считать вероятным, что насильник никогда не изменится и что жертву все время придется защищать. Если сотрудник службы защиты рискнет поверить в то, что люди могут меняться, и в результате жертве снова будет нанесен вред, он будет нести на себе бремя вины, поскольку допустил повторение насилия. Поэтому, чтобы максимально снизить риск, детей отделяют от насильника. Это делается, несмотря на то, что ребенок может подвергнуться насилию в приемной семье, или на то, что отец может войти в другую семью и там снова начать вести себя так же.

Если терапевт, убежденный в возможности изменения, встречается с работником суда, убежденным в обратном, им тяжело сотрудничать. Эти трудности часто рассматриваются как трудности межличностного взаимодействия, тогда как на самом деле — это структурная проблема самой системы. Это означает, что проблема возникает оттого, что каждый представитель разных профессий, со своей точки зрения, действует правильно. Например, адвокаты призваны защищать членов семьи. Часто, когда речь идет о случае насилия в семье, к делу привлекают несколько адвокатов, каждый из которых представляет разных членов семьи. В одном из таких случаев брат был арестован за сексуальное насилие над сестрой, повторявшееся в течение нескольких лет. Суд назначил ему адвоката, которая настаивала на том, чтобы он не говорил ни слова на эту тему. Когда семья была направлена на терапию, сын, которому посоветовали ничего не признавать, отказался говорить. Его сестра, желая защитить его, тоже молчала. Психотерапевт обнаружил, что вести терапию с людьми, которые отказываются общаться, очень тяжело. При этом, с точки зрения адвоката, ее позиция — парень не должен ни в чем признаваться, чтобы она могла его защищать, — была абсолютно верной. Такого рода ситуации ясно показывают, что мы имеем дело не с простым конфликтом между представителями разных профессий. Проблема — в попытке смешать две различные системы, построенные на совершенно разных принципах деятельности.

Эмоциональные обязательства профессионала

Между профессионалами, привлекаемыми для работы со случаями насилия, существуют не просто теоретические разногласия, но и огромные эмоциональные различия. Профессионал не всегда может сохранять рациональность и объективность в отношении случаев, связанных с насилием, так как он эмоционально вовлекается в драматичную ситуацию. Для терапевтов, которых учат быть если не нейтральными, то хотя бы справедливыми, это — особая проблема. Для каждого терапевта существует определенный вид насилия или неправильного обращения, который он воспринимает особенно тяжело. Если приходится работать именно с таким случаем, наладить сотрудничество действительно очень сложно.

Возьмем, к примеру, следующий случай. Четырнадцатилетняя девочка подвергалась сексуальному насилию со стороны отца. Его обязали жить вне дома. Социальные работники посчитали, что мать слишком дистанцирована от дочери, и побуждали мать и дочь к сближению. Через год мать начала сексуально злоупотреблять ребенком и вступила с девочкой в сексуальные отношения. Через некоторое время мать ужаснулась этому и донесла на себя сама. Девочку забрали из дома и поместили в приют, хотя в семье она была старшей и выполняла роль родителя для трех младших детей. Ей даже не разрешили с ними видеться. Матери тоже запретили разговаривать с дочерью. Когда девочка ей звонила, мать могла только отвечать: «Мне не разрешили разговаривать с тобой». Девочка стала убегать из приюта и один раз ушла на всю ночь.