Что такое счастье

Часто цитируемый святителем преподобный Григорий Синаит (XIV век) призывает: «…никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого, или бы свет мечтался и печатлелся в уме. ‹…› Но узревший что-либо мысленно или чувственно и приемлющий то… легко… прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть… но паче похваляет его, как мудрого…»

Святоотеческий опыт указывает, прежде всего, на важнейшие критерии правильной духовной жизни. И первым из них является не чудо, не прозорливость и прочее, а ви́дение подвижником своего личного нравственного и духовного несовершенства, своей греховности, глубокой болезненности самой природы человеческой и невозможности лишь собственными силами ее исцеления. Как писал преподобный Петр Дамаскин (VIII век), первым признаком начинающегося здравия души является ви́дение грехов своих бесчисленных, как песок морской[30]. (Этим, кстати, христианская антропология принципиально отличается как от гуманистической, так и от всех других религиозных антропологий, отрицающих наследственную порчу человека.) В богословии эта «генетическая» поврежденность человека именуется первородным грехом. Это ви́дение необходимо для правильного духовного развития человека по той причине, что без него невозможно приобретение смирения – основы всей духовной жизни.

О безусловной важности смирения говорит грехопадение первого идеально созданного человека. Событие это лежит в основе понимания всего христианского учения о человеке и спасении. Оно показывает, что ни совершенное знание тварного мира и власть над ним, ни богоподобная слава, ни полнота внутреннего и внешнего блаженства, которыми обладал первозданный человек, еще не гарантируют ему непоколебимую твердость пребывания в добре, истине и красоте образа Божия. Забвение им своей несамобытности и в то же время осознание своих совершенств в этом мире может, оказывается, легко привести к возникновению горделивого ощущения себя Богом (ср.: Быт. 3: 5), к противопоставлению себя Ему и подвигнуть к безумному бунту против Того, Кем он живет, и движется, и существует (см.: Деян. 17: 28).

Поэтому только личное опытное познание своего несовершенства, проистекающее из опыта правильной духовной жизни, ви́дения своих грехов и той глубокой поврежденности человеческой природы, которую сам человек не в состоянии исцелить никакими подвигами, дает возможность понять необходимость Христа, уверовать в Него как Спасителя и породить истинную веру, «непадательную», делающую человека святым. Такое духовное состояние именуется смирением и является залогом сохранения человека от возможного повторного отпадения от Бога, дает ему возможность вечного пребывания в Боге-любви.

И, напротив, как пишет святитель Игнатий, «не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином (хотя бы формально был им. – А. О.). К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворен собою…»[31].

Как приобретается такое ви́дение себя? Преподобный Симеон Новый Богослов (XI век) отвечает: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи»[32]. Это «исполнение» имеет две основные ступени, или два делания: телесное и душевное (духовное). Святой Исаак Сирин так говорит о их соотношении друг с другом: «Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного, потому что последнее рождается от первого, как колос из голого пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишается и духовных дарований»[33].