Скрипач угасал. У постели егоСошлась профессура. По хмурым лицамПонятно было даже сестрицам,Что сделать нельзя уже ничего.И старший, почти на весь мир светило,Вздохнул, огорченно пожав плечом:«Как жаль, что с прекраснейшим скрипачомСудьба так безжалостно поступила…Ну что здесь наука придумать может?!Увы, к сожаленью, хирург не маг!И скальпель вновь уже не поможет,А все остальное уже пустяк!»Ушли, разговаривая сурово.И вряд ли хоть кто-нибудь догадался,Как в тихой палате взгляд у больногоЖелезной решимостью наливался.Потом, на обходе, вопрос упрямо:«Профессор, прошу… только твердо и прямо:Сколько недель у меня еще есть?»И честный ответ:«Я не бог, и не гений…Но если жить тихо и без волнений,То месяцев пять, а быть может, шесть…»«А если… а если все же волненье?И даже предельное напряженье?Тогда усложняется разговор?»«А если волненье? Тогда простите…И тут ни с кого уже не взыщите…»И вышел, нахмурившись, в коридор.Что в мире артисту важней всего?Нет, время не значит тут ничего,Ведь жизнь — это труд, впресованный в чувствоА если точнее еще сказать,То все, что имеешь, не жаль отдатьЗа миг, за редчайший накал искусства!Гудит в напряженье громадный зал,Уж свет исступленно гореть устал:Бинокли, цветы, пестрота нарядов…Зал переполнен, он дышит… ждет:Когда, наконец, маэстро шагнетСюда, под скрещение сотен взглядов?!И вот, словно вдруг одолев предел,Он даже не вышел, а пролетел,Встал у рояля, прямой и гибкий,Весь — светлых и радостных чувств исток,В приветственном жесте вскинул смычок,Бросая в бушующий зал улыбки.И тут же вдоль кресел пополз змееюШепот: «Да он же здоров, как Бог!А нам говорили, маэстро плох…Но вот ведь как лгут болтуны порою!..»Скажите мне: сколько бывает рукВ час вдохновенья у музыканта,В главный, сияющий миг таланта!Две? Двадцать две? Или двести вдруг?!И кто догадается, сколько волиОбязан собрать человек в кулак,Чтоб, выпив все средства от дикой боли,Стоять и сиять, точно вешний стяг!Да что там стоять?! Не стоять, а взвитьсяНад залом, людьми, над самим собойВсей страстью искусства и всей душой.Рассыпаться, сгинуть и вновь родиться!Швырнул виртуоз огневой каскадИз муки, восторгов и бури счастья.И был он сейчас здесь верховной властьюИ каждому сущему друг и брат!Звездам берлинским в пору упастьНынче к ногам скрипача России!А слезы в глазах — это только частьЧувств, затопивших сердца людские!Назавтра — газеты! Тучи газет:«Маэстро, исполненный вдохновенья!»,«Огромный успех! Артистизм, горенье!»,«Удач ему новых на сотни лет!»Но много ли пресса о жизни ведала?Статьи чуть не плавились от похвал!Да только маэстро их не читал,Его на рассвете уж больше не было…