— Каррингтон расследовал преступление, которое еще не было совершено. Мир меняется, сын, от того, что мы исследуем его соответственно с нашими о нем представлениями. Собственно, ничего не произошло бы, не будь Эмма-Эмилия уникальным по силе медиумом, способным соединять в себе не один и не два, а несколько миров, отстоящих друг от друга на годы в прошлое и будущее. Будь Эмма обычной девушкой, расследование Каррингтона завершилось бы успешно еще четыре года назад. Он нашел бы Эмму где-нибудь в окрестностях Большого Лондона, вернул ее домой… Но Эмма оказалась способна переходить из мира в мир, как мы переходим из одной комнаты в другую. Таких людей много, сын. Может быть, не меньше, чем хороших медиумов, не способных, однако, на то, на что была способна Эмма. Каррингтон не поверил в виновность Баскетта, продолжал поиски и в результате создал иную цепь событий, которая впоследствии развивалась уже без его непосредственного участия…
Адриан с сомнением покачал головой и, не желая вступать в спор, спросил:
— Ты идешь спать, отец, или еще посидишь здесь?
— Посижу, — сказал я, — подожду звонка.
— От Каррингтона?
Я промолчал, и Адриан удалился, пожелав мне спокойной ночи.
Я не думал, что ночь окажется спокойной.
Каррингтон позвонил во втором часу, когда я уже засыпал в кресле у погасшего камина. Телефон, висевший на стене у двери, трезвонил, наверно, больше минуты, пока я выбирался из глубины беспокойного сна и соображал, где нахожусь и почему колени мои прикрыты теплым пледом.
Трезвон прекратился прежде, чем я успел доковылять до двери. Должно быть, Найджел услышал звонок из своей комнаты и поспешил ответить. Когда я снял трубку, дворецкий говорил кому-то:
— Нет, сэр, вряд ли это возможно, сэр Артур уже спит, и если вы позвоните утром, то…
— Найджел, — перебил его голос Каррингтона, — это очень важно, и я уверен…
— Дорогой Каррингтон, — вмешался я, — я вас слушаю. Что произошло? Вы подумали над моими словами?
— Сэр Артур! — воскликнул Каррингтон. — Как хорошо, что… Я… Вы меня слышите?
— Конечно, — сказал я, на линии щелкнуло, это Найджел положил трубку на рычаг. — Конечно, я вас внимательно слушаю.
— Я об этой бейсбольной бите. Видите ли, вечером я позвонил в полицейский участок Бенфорда — это ближе всего к тому месту на Темзе, о котором говорил Нордхилл. Там и сейчас работает Нил Шеппард, я его давно знаю, очень опытный полицейский… Я попросил его как-нибудь, если представится случай, поискать… Так вот, сэр Артур, эта бейсбольная бита… Ее нашел рыбак вчера днем и принес в полицию, потому что на бите оказались следы крови. Шеппард не знал, что с ней делать: во всем графстве не произошло вчера серьезных происшествий, тем более убийств. Нил, естественно, спросил, что мне известно об этом деле…
Каррингтон запнулся, и, немного помедлив, я спросил:
— Что вы ему сказали?
— Не мог же я признаться, что о бите мне стало известно от духа из потустороннего мира! — неохотно ответил Каррингтон.
— Что вы ему сказали? — повторил я.
— По сути — как было на самом деле…
— Как же было на самом деле? — Боюсь, что иронии в моем голосе прозвучало больше, чем мне бы хотелось.
— Ну… Сказал, что слышал об этой бите от душевнобольного, совершившего сегодня убийство без отягчающих обстоятельств.
— Без отягчающих, значит… — пробормотал я. — Что намерен Шеппард делать с битой? Перешлет в Ярд?
— Боюсь, что это невозможно, — мрачно сообщил Каррингтон. — Бита исчезла.
— Что значит — исчезла?
— Точно так же, по-видимому, как исчезали в присутствии Эмилии предметы, так же, как исчезла она сама из запертой комнаты… Биту принесли в участок, и Шеппард положил ее на стол. Он просто не представлял, что с ней делать. То, что там кровь, было ему понятно, но чья? Может, кто-то ударил собаку, и незачем ломать над этим голову? Его можно понять…
— Да, конечно, — вздохнул я.
— Он вышел, оставив дверь незапертой, а когда вернулся минут через десять, биты на столе не оказалось. Естественно, Шеппард попытался выяснить, не заходил ли кто-нибудь в кабинет, не было ли в участке посторонних… Потом привели на допрос подозреваемого по совершенно другому делу, и… В общем, о пропавшей бите он вспомнил, когда я ему позвонил.
— Что вы намерены предпринять? — спросил я.
— Что я могу предпринять, сэр Артур? — ответил Каррингтон вопросом на вопрос. — Официально — ничего. Я на пенсии. Частное лицо, такое же, как вы. Если коронер решит, что дело ясное — а он наверняка решит именно так, — то даже на дознание нас с вами не вызовут.
У меня на языке вертелся еще один вопрос, но я не стал его задавать. Тем не менее Каррингтон ответил на мой незаданный вопрос, сказав после небольшой паузы: