Что-то не так

Я смотрел на поток несущихся автомобилей. В их езде была странная солидность. Обычно большой проспект со множеством машин выглядит суетливо, как муравейник. Я уже невольно подумал о тривиальщине: о муравейнике и мирской суете, но пришлось себя оборвать. Это была просто привычка. Похоже, люди разучились суетиться. К лучшему.

Мне надоело это зрелище. Конечно, бесконечность — вещь чрезвычайно вдохновляющая (или удручающая), но после сегодняшнего сюра голова у меня очень слабо варила. Я направился к изрядных размеров кинотеатру, находящемуся метрах в ста пятидесяти к юго-востоку от меня.

К кинотеатру? Это был не кинотеатр. Когда-то здесь стояла типовая киношка, «стекляха» на 1250 мест. 30 000 люмен в широкоформатной проекции. Так себе заведение. Но мы туда часто ходили. Сейчас ничего нет. Вернее, все есть. Черт те что вместо кинотеатра. Кинозал остался. Но есть еще и универсам, и кабаре, и подземный бассейн, и даже цирк. Другую, бо́льшую часть этого здания, занимают десятки каких-то странных учреждений, занимающихся непонятно чем. Деятельность этих организаций вроде бы засекречена, но проход по их бесконечным коридорам и холлам свободный. Как все это там разместилось? Загадка. Ну да мало ли чего сейчас творится такого, что было невозможным не так давно…

Одно время мне очень нравилось там бродить и смотреть, как эти конторы постоянно ссорятся. Было забавно. Из речей начальников и их секретарш, которые звучали чуть ли не каждом шагу, можно было бы выпустить не один том энциклопедии бюрократа и демагога. Я знал точно, что все организации относятся к производственной сфере, но чтобы они выпускали какую-нибудь продукцию! — об этом смешно было и думать.

Я вошел в один из входов кинотеатра (так я продолжал мысленно называть здание) и попал в игротеку. Помещение было на удивление небольшим, даже тесным. Раньше я сюда не заходил.

В идиотском свете флуоресцентных ламп игровые автоматы сосредоточенно работали. Не игротека, а какой-то центр управления полетом. В отрочестве я играл на подобных автоматах. Только тогда они были простецкие, как спичечный коробок. Современные автоматы способны имитировать гонку на багги по пересеченной местности или полет в космос, да так, что и не подкопаешься, что это липа. Вот только на фиг? Вопрос всеуничтожающий. На фиг жить? Чтобы жить? Жить ради удовольствий? А какой смысл? Есть ли вообще смысл в каком-либо смысле?

Естественно, такие вопросы всегда заводят в тупик. Странный парадокс: чем больше человек о себе узнает, тем становится менее себе понятен. И, соответственно, тем меньше у него шансов ответить на вопрос, зачем он живет. Чем дальше, тем больше отрицается нужность жизни. Я не удивлюсь, если когда-нибудь — да уже, возможно, очень скоро, человечество придет к тотальному самоубийству.

Не могу ответить на вопрос, хочется мне жить или нет. С одной стороны, вроде не хочется. С другой стороны, я не накладываю на себя руки и продолжаю жить. Значит, такое желание есть. Эта проблема засела во мне давно, и до сих пор сидит там, внутри. Я уже даже не пытаюсь что-то решить. Дело-то безнадежное. Мне все надоело. Я знаю, что так или иначе все останется на своих местах: через полчаса я буду дома, Макс протянет из своего застенка новое стихотворение, Ира, вероятно, сыграет «Милого Августина» на губной гармошке, а Юлька, как всегда, отколет бред: заберется в шкаф или разденется и сядет в корявую позу на моем письменном столе. Что ж, все нормально. Даже о латунных шкивах не вспоминаю. Раньше они снились мне почти каждую неделю. Это было приятно, потому что создавало уверенность в нерушимости нашего общества. Теперь шкивы не снятся, но, странное дело, той уверенности не убавилось, а наоборот, прибавилось. Ха-ха! Шкивы, конечно, ерунда. Это бесконечно малая величина той жизни. Маленький значок. Но дело в том, что и остальные знаки прежней жизни исчезли. Сны снятся теплые, аморфные и бесфабульные.

Дома — Юлька. Юлька дома. В моем доме. Удивительная мысль. Так как до сих пор она вызывает помимо множества положительных эмоций еще и легкое удивление, которое с трудом выливается в конкретные вопросы — зачем, почему? Действительно, зачем? Непонятно. Просто мы должны быть постоянно вместе. Слова банальнейшие, но здесь имеется в виду другой их смысл. Из-за этого меня иногда разбирает смех. Как будто сказано о муже и жене (или еще о ком-нибудь в этом роде). То же можно сказать и об Ирине и Максе. Все дело в том… Мы — это одно целое и неделимое. Каждый может писать стихи, сидеть на столе, играть на губной гармонике или шляться наугад по квартирам в поисках новых знакомых для крутых базаров — короче, делать все, что ему в голову придет (но, конечно, так, чтобы это не причиняло вреда другим); все равно: мы — это один человек, мы — это МЫ.