Что-то… (сборник)

Как любого пацана, его, конечно, интересовали девочки и то, как они «устроены»; хотя он никогда особо не усердствовал, в отличии от некоторых своих приятелей, в удовлетворении этого интереса любым способом. И когда в их доме появилась девочка, у него самовольно появилась мысль, что теперь он сможет видеть.… Такая возможность действительно вскоре представилась, но при этом он почувствовал только смущение и досаду на свою неправильность. Она была такой маленькой и казалась припухшей, что… ну, не то, не то. И после этого, даже когда малышка подросла, она оставалась для него просто сестрёнкой, радующей его всей собой, какая она есть, и что она есть вообще.

Но всё-таки «неправильный» интерес к противоположному полу, время от времени, давал о себе знать. И даже больше к тётенькам, чем к девчонкам. Ведь они такие.… Да взять хотя бы его «маленькую тётю» – она же такая красивая и… ладная, что ли. Но он никогда не пытался подглядывать за ней; он боялся, что если она его «застукает», это испортит её отношение к нему. И он исправно, как учила его мама, стучался в закрытую дверь тётиной комнаты, ещё чтобы с удовольствием услышать бодрое позволение «Ворвитесь!». Иногда же из-за двери доносилось чуть испуганное «Ой, минутку!», и он, стоя перед закрытой дверью, пытался представить, что происходит за ней. Это было… занятно.

Поэтому, потом, он считал, что ему очень повезло, когда он, «ворвавшись» в открытую дверь, увидел всю (раньше он видел её только в купальнике) титю «маленькой тёти» с тёмной шишечкой соска. Для себя он назвал это именно так – титя. Он понимал, что это звучит как-то по-детски, но слово «грудь» казалось ему таким неподходящим, даже грубым, для этой части тела «маленькой тёти». Вот у его мамы была грудь – маленькая и совсем неинтересная. Мама была ненамного выше своей младшей сестры, худенькая, миниатюрная. А вот «маленькая тётя», на его взгляд, была симпатичней и… теплее, вот! И поскольку это было только его, личное, он мог называть это как ему угодно, и воспринимать это так, как у него получается.

Правда, сразу после этого он опасался, что тётя расскажет о произошедшем маме, и та его будет отчитывать и стыдить. А вот стыда он не чувствовал, и не хотел. Хотя, наверное, должен был чувствовать. А он испытывал тихую радость, и с этим ничего нельзя было поделать. Ну и кто он после этого, спрашивается? Счастливый пацан, вот кто!

Надо признать, что после того случая его интерес к представительницам противоположного пола довольно сильно возрос. Оказалось, что довольно приятно увидеть нечто красивое, привлекательное, но запретное для других. Нет, он, конечно, понимал, почему никто (ну, почти никто) из женщин и девчонок не рвётся демонстрировать те части тела, которые считаются интимными – он тоже не был склонен демонстрировать, что у него в трусах. Но теперь у него было понимание того, что не всё считающееся неправильным и даже постыдным надо обязательно «изгонять» из себя. Во-первых – не факт, что получится. А во-вторых – если знать меру и быть аккуратным – можно и достичь желаемого (ну, что делать, если хочется? ), и сохранить более или менее приличную репутацию.

Как истинный ребёнок состоятельных родителей, он посещал не только престижную гимназию с изучением двух иностранных языков, но и теннисную школу. А вы знаете, в каких юбочках некоторые девчонки играют в теннис? Во-от! Нагло пялиться на них, конечно, не стоит (если силы воли хватит), а то они могут таким презрением «обдать», что будет чертовски неприятно (хотя некоторым на их презрение – наплевать). Но, по крайней мере, взглядывать можно. К этому они относились более-менее терпимо, с обречённо-снисходительным выражением «Ну что взять с придурков?!».

Но была среди них одна странная девчонка лет пятнадцати. Она всегда играла только в больших шортах и широкой майке, которая скрывала всё, что под ней было. И даже в раздевалке, среди девчонок, она вела себя так, будто стесняется самой себя. Откуда ему это было известно? Неужели вы думаете, что пацаны не найдут способ заглянуть туда, куда им заглядывать строго запрещено?! Обижаете! Ну как не заглянуть в то место, одно название которого чего стоит?! Правда, он этим особо не злоупотреблял, но изредка, всё-таки….

Было что-то непонятно привлекательное в том, как они ведут себя, так сказать, в условиях свободы, когда не надо опасаться, что можешь быть опозоренной (? ) чьим-то наглым взглядом. И только та девчонка стеснялась даже себе подобных. В том, как она переодевалась, как бегала в душ и из душа, озабочено прикрываясь полотенцем – было что-то неестественное, почти болезненное. Ну да фиг с ней! Зато другие вон…. Кстати, за манеру одеваться и вести себя, её прозвали «Оно». И ещё не известно кто, пацаны или девчонки, так сурово её «приложили».

Той же раздевалкой пользовались и тренеры-женщины, так что представление о женском теле он имел, практически, полное. И всё-таки на него произвело огромное впечатление, когда он, почти непреднамеренно, увидел обнажённой свою «маленькую тётю».