— Взгляните-ка туда, — сказала Сюзи. — Коди Боун подъехал на своем большом черном бэби. Так он называет машину. Но этим он вовсе не хочет обидеть черных. Он любит своего большого черного бэби. Посмотри-ка, Той. И ты, Пегги. Вот Коди спустился. Вот он поднимается обратно с мальчиком. Он был всегда моим другом. И в беде выручал. Вот он идет. Вон мальчик сидит на месте Коди. Посмотрите-ка.
Три женщины увидели, как паровоз выпустил пар и пошел, и маленький мальчик помахал рукой мужчине и девочке.
— Все они плачут. Не в этот, так в другой раз, — сказала Сюзи, когда паровоз исчез из виду, и мужчина с девочкой пошли вслед за ним. — Сначала они сдерживают слезы, потом дают им волю. Ты только не называй имен где-нибудь на людях. И ты, Пегги, тоже.
— Нужно мне очень его имя, — сказала Пегги.
Она всегда была чуточку склонна к самообороне, потому что, хоть она и блондинка была и фигуру имела получше Той, большинство мужчин, посещавших заведение, особенно которые поинтереснее, выбирали Той, а ей доставались мексиканцы, метисы, филиппинцы, негры, словом, все те, кто мало чем отличался от бессловесных тварей. Никогда ей не доставались такие, что умеют плакать. Такие, по крайней мере, люди, а не твари, — думала она.
— Отправляйтесь-ка вы обе к Доку Роха, — сказала Сюзи. — У вас есть час, пойдите сейчас выкупайтесь, приоденьтесь. В полдень я буду ждать вас обратно. На перерыв придут, наверно, эти рабочие парни.
Каждый раз, собираясь покинуть свой дом в Кловисе, Дейд Назаренус звонил брату и уговаривал его приехать со всей семьей и пожить там, пока он не вернется.
И раньше как-то, в начале декабря, Ивен собрался поехать в Кловис, но Суон слегла от гриппа. К тому времени, когда она поправилась, подоспели рождественские дни, и они не поехали, потому что хотели провести Рождество в собственном доме.
Дом был не бог весть какой. Они купили его в рассрочку под заклад облигаций фронтового займа, с обязательством внести всю сумму в течение двадцати лет, то есть за 240 месяцев. Пятнадцать месяцев из 240 уже прошли. И все-таки это был их дом. Во всяком случае, им нравилось думать, что это так. Дом стоял обособленно, но двор был маленький и до соседей — рукой подать. Что там ни говори, а он был неплохой, хотя, правда, не годился для большой семьи, которою — Ивен верил — они обязательно станут.
Университетского жалованья Ивена хватало только на взносы по дому и оплату счетов из бакалейной и других лавок — словом, на скромную жизнь.
О собственной машине они не могли и думать. Когда из университета Небраски Ивену предложили приехать летом на восемь недель к ним, он посоветовался с Суон и принял предложение, рассчитывая по возвращении сделать первый взнос за шевролет. Он привез домой 900 долларов и уже собирался купить машину, как вдруг Суон попросила его подождать с этим еще немного или потратиться пока на машину попроще. Вдобавок, в это самое время, в начале августа, всего через несколько дней после возвращения Ивена из Небраски, позвонил Дейд и снова пригласил их к себе.
— Приходила женщина, прибрала все, так что дом готов к приему, — сказал Дейд. — Ключ я послал по почте. Вы получите его сегодня. Тут у меня холодильник полон всякой всячины, и есть еще глубокий ледник. Вы найдете в нем мясо — какое захотите. Инжир поспел. Мне хотелось бы видеть вас всех, но как раз сейчас я не могу. Приезжайте и оставайтесь здесь сколько пожелаете. Я должен съездить в Сан-Франциско. По меньшей мере на неделю. Может, на две. А может, и на три. Когда тебе нужно обратно в университет?
— У меня есть месяц, — сказал Ивен, — но мы так долго не пробудем.
— Приезжайте пока, а там уж решите — надолго вы или ненадолго. Я знаю, Суон и детишкам будет весело. Здесь очень жарко.
— Ты не сможешь остановиться у нас по пути в Сан-Франциско?
— Я лечу, — сказал Дейд. — Машина моя в капитальном ремонте. Домой ее пригонят дня через три-четыре. Когда она будет дома, свези Суон и детей на пикник. Тут в окрестности есть несколько чудных уголков.
— Утром мы сядем на поезд, — сказал Ивен. — Все-таки хотелось бы, чтоб ты был там. Надо же детям повидать своего дядю.
— Мы как-нибудь устроим это, — сказал Дейд. — Может быть, на Рождество.
В Патерсоне, еще совсем молодым, Дейд перепробовал самые разные профессии, он нанимался куда попало, но каждый раз в конце недели, когда выручка была в кармане, надевал дорогой костюм и исчезал из вида. И куда его только не заносило! Он находил вещи, каких Ивену не найти было за целую жизнь. В семнадцать он знал такие закоулки в городах Джерси, о которых ни Ивен, ни старик и понятия не имели. Он стал предпринимать поездки и в перерыве между ними навещал Ивена и старика на недельку или две, иногда на месяц. Потом он снова уезжал на очередные пять-шесть месяцев.
— Он игрок, — говорил старик Ивену. — Он уезжает играть. Я хочу, чтоб мой сын зарабатывал деньги трудом. Азартная игра — штука недобрая. В молодости я сам был игроком. И я знаю своего Дейда.