Что-то в большом городе (СИ)

Она сейчас не понимала ничего. Кроме того, что напротив нее стоит любимый человек. Отец ее ребенка. Стоит и смотрит сердитым и колючим взглядом.

– Марьяна, нашему ребенку внутри тебя уже два месяца! Почему я узнаю об этом только сейчас, да еще вот так?!

Марьяна не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Кисель, что был снаружи, теперь оказался у нее во рту, забил все, так, что языком не шевельнуть. А Герман перед ней вдруг стал расплываться. Раздваиваться. Вот он такой, каким был утром – в синих трикотажных штанах и с голым торсом. А вот, рядом, еще один – такой, как сейчас – в пальто и серо-бежевом шарфе. Вот появляется еще третий, он…

Третьего Марьяна разглядеть не успела. А вот Герман успел. Подхватить успел.

А дальше – сплошная вата. Сквозь которую Марьяна едва слышала мужские голоса.

– Батя, ты что натворил, я вас на пять минут двоих оставил!

– Костя, вызывай скорую.

– Какая к черту скорая, она когда приедет! Вон клиника. Давай туда.

– Вверх по лестнице?

– Да!

И Герман несет ее вверх по лестнице. И отчего-то дурацки и не к месту вспоминается седьмое небо. И сквозь вату пробивается только одна ясная мысль-мольба-требование: «С ребенком… с ее девочкой... все должно быть в порядке. Пожалуйста!!!».

***

В клинике они поначалу произвели переполох. Костя кричал администратору: «Позовите Юсю!», Герман не понимал, как какая-то Юся – так могут звать только собаку или кошку – может помочь, а потом в холле появилась брюнетка с белом брючном костюме и с сердитыми светлыми глазами. Мгновенно оценила ситуацию и кивнула:

– За мной.

В каком-то кабинете – где было несколько кушеток, разделенных белыми матерчатыми перегородками – Герман опустил Марьяну на одну из этих кушеток. И был вместе с Костей решительно вытолкан за дверь. А буквально через пару секунд в эту же дверь вошла медсестра со стойкой капельницы.

И наступила вдруг оглушительная тишина. Такая, которая буквально давит на уши. Давит и пульсирует в висках каким-то почти невыносимым виброшумом.

Что же он наделал...

– Вот что ты натворил! – вслух озвучил его вопрос сын. – Зачем ты так?!

Герман что-то буркнул – он сам не смог бы разобрать, что именно – но Костя этот звук как-то интерпретировал.

– Ты себя со стороны не видел! У тебя лицо от злости перекосило! Даже я бы напугался. Как ты мог так с Марьяной!

– Не начинай! – простонал Герман. – Самому тошно.

Он медленно сполз по стене и опустился на сиденье. Костя сел рядом. И вдруг неожиданно обнял отца за плечи.

– Там девочка. Моя сестренка.

Герман мог только выматериться – от бессильной злобы на себя. Идиот. Клинический идиот!

– Как не стыдно ругаться при ребенке, батя.

– Это ты, что ли, ребенок? – пробормотал Герман, прижимаясь виском к Костиной голове.

– А что, нет?

– Ребенок, – вздохнул Герман. И ответно обнял сына.

Он не знал, сколько они так просидели. Зато Герман точно понимал, что с ним происходит.

У него только что опрокинулся мир. И сейчас создавался заново. В центре его нового мира была женщина, которая сейчас лежала за этой белой дверью. С ней были все его мысли. Там же, рядом, в ней, и в центре, была еще не рожденная кроха – его дочь. И Костя. Вот новый мир Германа, вот его самая сердцевина.

Все остальное на периферии.

Подал голос телефон, и Герман с раздражением сбросил звонок, даже не взглянув на экран. Потом еще раз сбросил. Потом и вовсе отключил телефон.

Идите все к черту!

В этот момент белая дверь открылась, и на пороге показалась сердитая брюнетка в белом костюме.

– Ага. А вот и отец.

– Да, – просто ответил Герман, вставая. – Что с Машей?

– С Машей? – вздернула бровь врач.

– Ну, с Марьяной. И с ребенком.

– Я думала, Маша – это вы про дочь.

– С ней… все в порядке? – Герман с большим усилием заставлял себя говорить спокойно, в то время как, внутри все горело. От тревоги. От злости на себя. От того страха, который вдруг выскочил откуда-то. Из прошлого.

– У Марьяны упало давление, – с легким раздражением отозвалась доктор. – Еще на приеме было низкое, а тут что-то видимо еще наложилось…

Что-то… Не что-то, а кто-то.

– А ребенок?

– А ребенку-то что будет? – как идиоту, ответила ему врач, не подозревая, какую слабость в коленях вызвали эти простые слова. – С ребенком все в порядке, с мамочкой тоже. Не считая того, что она, похоже, сегодня опять из-за токсикоза ничего ела. А она сама по себе гипотоник, плюс погода сегодня… – женщина махнула рукой в сторону окна, за которым теперь что-то шло – то ли снег, то ли дождь, то ли снег с дождем. – Похоже, и атмосферное давление тоже упало.

– Какие сейчас перспективы? – слабость в ногах Герман скрутил. Все в порядке. И с Марьяной, и с дочкой все в порядке. Остальное – рабочие детали.

Женщина с некоторым любопытством уставилась на него. Герман прочитал слова на бейдже: «Юсупова Юстинья Ефимова». Так вот кто такая у нас Юся.

– Сейчас прокапаем красавицу – и отдам вам. Поить, кормить, уложить в постель и не нер-ви—ро-вать. Категорически запрещаю. Доступно излагаю?

– Вполне.