Что творится под этой крышей (СИ)

В доме через дорогу будет спать Альбинка, которой со мной больше не интересно дружить, и я буду из-за этого обижаться, но вымышленного парня себе сочинять не буду, потому что это очень плохая идея, я бы в жизни этого не сделала, это такой риск. Если она узнает, она как минимум сильно обидится, а в самом ужасном случае — у неё появится страшный, пипец какой эффективный рычаг давления на меня, я стану её рабом до конца школы.

На что хватит её фантазии? Альбинка изобретательна. А ещё очень обидчива. И совершенно не видит границ, когда вдруг кого-то невзлюбит, она гений неявного буллинга, она меня социально похоронит. Надо проснуться, надо сосредоточиться и открыть глаза в реальности...»

— Осторожнее!

Я резко очнулась от шаркающего звука и поняла, что это мои ноги, я чуть не упала.

«Голова закружилась...»

Я не чувствовала ног и вообще ничего не чувствовала, Честер держал меня за плечи и пытался заглянуть в лицо, мы больше никуда не шли, просто стояли напротив, мне было от этого ужасно неловко, я не знала, куда смотреть, чтобы не смотреть на него.

— Маша, ты в порядке? Ты пила что-нибудь?

— Нет, — тихо ответила я, — просто голова закружилась.

— С тобой часто такое бывает?

— Нет.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Я чувствую себя ужасно.

— Почему?

Я промолчала, попыталась осмотреться, чтобы понять, где мы вообще. Вокруг тянулись от земли до неба сосны, медленно покачивающие весь мир, между ними светилось фиолетовым небо в серо-оранжевых облаках, мне от этих волн опять стало плохо, голова закружилась ещё сильнее, Честер встряхнул меня:

— Маша! Что с тобой?

— Что ты хочешь за молчание? — мой голос звучал так тихо, что я опасалась, что он не услышит и придётся повторять, но он услышал. Усмехнулся с не особенно натуральным самодовольством и протянул:

— Надо подумать. А что ты можешь? Есть у тебя особые таланты?

— Ничего не могу, я небокоптитель.

Он нервно усмехнулся и перестал прикидываться, сказал успокаивающе серьёзно:

— Просто отдай мне куртку и я пойду. Там в карманах паспорт, кошелёк, ключи и телефон, на который я два дня звонил. Ты не слышала?

Я поражённо закрыла лицо руками, покачала головой и призналась:

— Я не слышала, я только сегодня узнала, что унесла твою куртку. Я вообще думала, что это Андрюха её забыл, у него почти такая же.

— М. А кто у нас Андрюха?

— Тот парень, который тебя ударил.

— Я догадался, спасибо, — фыркнул он, — кто он тебе?

— Он сидит за передней партой.

— Маша... Я не спрашиваю, где он сидит.

Я нахмурилась и осторожно подняла глаза, пытаясь по его лицу понять, что он хочет услышать, но опять как будто обожглась и резко отвернулась, чувствуя, как ноги опять подкашиваются и мир начинает идти волнами вместе с соснами и фиолетовым небом.

— Пойдём, — Честер развернул меня в нужную сторону, обхватил покрепче и повёл, я молчала и смотрела под ноги, серьёзно боясь, что упаду.

Когда мне на глаза попалась знакомая соседская калитка, я опять как будто очнулась в реальности и резко отстранилась, думая о том, что скажут мои глазастые соседи, увидевшие в окно, как меня ведёт домой с дискотеки парень, а я шатаюсь.

— Маша?

— Всё нормально, — я попыталась отпустить его руку, но поняла, что и раньше её не держала, это он меня держал, а мои пальцы были расслабленными, если бы он отпустил, они бы выскользнули, но он не собирался.

— Что случилось?

— Не хочу, чтобы соседи нас увидели.

Он вздохнул так, как будто я очень странный и непоследовательный человек, но руку отпустил. И я сразу об этом пожалела.

«Если я сейчас проснусь, я тоже пожалею. Но будет поздно.»

Мы подходили к моему дому, я смотрела на свой чердак и мысленно приглашала своего вымышленного Честера туда, похвастаться, поваляться в гнезде, всё такое.

«Всё такое.»

Опять стало дико жарко, я с неприятным внутренним скрипом призналась себе, что если сейчас проснусь, то буду жалеть, что не осталась с ним на дискотеке, мы могли бы потанцевать.

Это опять вспыхнуло в голове синим — дым, полоски света, белые узоры на груди и он идёт ко мне, так уверенно, как будто здесь нет больше никого, к кому он хотел бы идти.

— Маша?