Мне нужно было пойти в храм. Пусть тут непонятно, кому он посвящался, пусть амарда на горе нет, а небес не видно сквозь непрерывный зелёный полог. По-хорошему, мне нужно было проломить барьер и вырваться наружу, но какие-то жалкие остатки разума ещё помнили, что устройство здешних барьеров мне неизвестно, и я только раскрою свой обман, но ничего не добьюсь. Храм же – это именно то место, куда надо идти, когда твоя душа в смятении. Чей бы он ни был и в каком бы глухом месте ни стоял, в храме всегда оставалась хотя бы крохотная надежда быть услышанным. Небесные боги хоть иногда, но заглядывали в любой, пусть разрушенный, пусть забытый и с годами погрузившийся в землю сарай, если он когда-то назывался храмом.
Храм встретил меня молчаливым парадом статуй. Я настолько привыкла прятаться среди них во время уроков связи с духовным оружием, что перестала тревожиться, оказавшись в их окружении. Но в храме их росло слишком много. Мне даже показалось, что их стало больше с моего прошлого визита.
Я протиснулась между растительных тел, задела розетку листьев в волосах какой-то девушки, и вышла к срединному алтарю.
В каменном круге сидел Танва.
Я узнала его со спины – я его почти только со спины и видела. Но узнала я ещё и то, чем он занимался. Он отдавал махару. Я видела горящие жилы в камне алтаря, жадно глотающие духовную силу, точно так, как глотали силу Саинкаеу угольные линии на чердаке у Нирана, когда я отправляла махару домой. Вот только я в центр круга ставила контейнер с махарой, а Танва поставил себя. И махары в нём уже оставалось на донышке.
– Ты что делаешь?! – заорала я, не задумываясь. – Ты же так концы отдашь!
Он никак не отреагировал на мой вопль, и мне ничего не оставалось, как с разбегу сшибить его с центра круга. Мы прокатились несколько шагов, пока моя спина не упёрлась в ноги какой-то статуи, и поверх головы мальчишки я увидела, как в горящее жерло алтаря опадают маленькие, скрученные спиралькой пылающие ростки махары, как гороховые усики, не нашедшие, за что зацепиться.
– Отпустите! – буркнул мальчишка и попытался встать. Лицо у него было всё в слезах – свежих и засохших, краснота вокруг глаз ярко выделялась на бледной, лишённой махары коже. – Это не ваше дело!
– Это очень даже моё дело! – возмутилась я, силой укладывая его обратно. – Моё дело следить за учебным процессом. Если этот процесс приводит к тому, что способный ученик решил расстаться со своей махарой, это касается меня в первую очередь!
– Я не способный, – выдавил он и шмыгнул носом. – Я ничего не понимаю и ни на что не гожусь. Во мне всей пользы – одна махара, вот и отдам её клану, пусть пользуются те, кто поумнее. Отпустите, пока алтарь не потух, – он снова начал подниматься.
– Ещё чего! – возмутилась я, перекатывая мальчишку лицом вниз и заламывая ему ногу, чтобы не рыпался, а для верности села сверху. – Твоя махара этому клану – что капля в море, а вот охотник с нормальным её запасом – как раз то, что нужно.
– Меня никогда не допустят до охот, – всхлипнул мальчишка. – Я за этот год и половины работ не сдал. Это безнадёжно. От меня нет толку. Махары и так на всех не хватает, а я больше других её храню. Дайте мне вернуть её клану.
– То есть как это не хватает? – изумилась я. – Да её тут ложкой есть можно, запасай да радуйся! У вас ведь амард есть!
Конечно, амарданур их куда-то делся, но Ари Чалита-то всё ещё почивала на пике, и откуда бы браться махаре на горе, как не от неё? Если только… Я огляделась. После истории с точильщиками я думала, что все статуи остались от тех, кого «амарданур забрал», вот только люди-кусты в храме не выглядели, как будто оный амарданур настиг их в произвольный момент жизни. Они стояли или сидели в молитвенных позах, обратившись лицами к куполу храма, к алтарю или в крайнем случае – друг другу. Да, среди них было несколько человек, кто замер в случайном жесте, но большинство… Уж не отдались ли они несуществующему амардануру нарочно?
Однако если бы они все принесли себя в жертву, отдав махару, как этот малолетний дурак, на алтаре бы ступить было некуда, но он-то как раз и пустовал, а статуи стояли везде кругом. Я бы могла предположить, что их с него уносили, но это же кусты, они росли от корня. Может, они не сразу пускают корни, а через пару дней?.. Но остовы точильщиков выглядели так, будто выросли из стены.
– Ритуал, который ты проводил… – заговорила я, глядя, как жерло алтаря потухает, а светящиеся ростки осыпаются в него тусклыми искрами, – Что в нём должно быть дальше?
– Если бы вы меня не сбили с ног? – угрюмо уточнил мальчишка, тоже наблюдая, как гаснут жилы в камне. – Я бы получил споры и отошёл в подобающее место, чтобы пустить корни.
Я закашлялась, в ужасе озираясь – не летают ли в воздухе споры.
– Ты… ты добровольно хотел превратиться в куст?!