Что ты сделал

В окружном суде Бишопсдина мне случалось бывать до этого несколько раз в качестве защитницы женщин, решившихся подать иски на избивавших их мужей. Но сейчас я растерянно перебирала свой гардероб, не зная, что надеть. В конце концов остановилась на траурном платье. Оно было сильно приталено, и от этого я выглядела стройной.

Садясь в машину, Кэсси бросила на меня презрительный взгляд:

— Для чего было наряжаться так торжественно? На тебя никто не станет смотреть.

Я оставила ее вопрос без ответа, ведь даже точно не знала, с какой целью туда еду. Если для того, чтобы поддержать мужа, значит, я верю ему. Или еду как свидетельница обвинения, выдвинутого моей лучшей подругой, лгуньей и предательницей? Было странно, что с той ночи я ни разу не поговорила с Карен. Полиция, опасаясь обоюдной агрессии, запретила нам контактировать. А у меня прямо руки чесались написать ей, хотя я толком не понимала, что именно хочу сказать. То ли: «Боже, Кар, как ты себя чувствуешь?», то ли: «Чертова Карен, как ты могла?» Или и то, и другое.

Кэсси надела джинсы и куртку. Вот и славно, что похолодало. Иначе я обязательно сочла бы, что на дочери слишком мало одежды, и ничем хорошим это не кончилось бы.

Билл остался и перешел в комнату для гостей, так что Бенджи получил свою обратно. Билл не собирался идти в суд, и я не просила его об этом. Если бы они с Майком, двое университетских товарищей, посмотрели друг на друга с противоположных сторон зала, это наложило бы тяжелый отпечаток на всю их оставшуюся жизнь. Я тоже с удовольствием не поехала бы, но выбора не имела. Поэтому села в машину и принялась прокладывать путь по утренним пробкам.

Мы переехали в Бишопсдин, когда я была беременна Бенджи. До этого Кэсси уже пять лет прожила в квартирке в Сток Ньюингтоне[12]. В дождливые дни она стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу, и грустным взглядом смотрела на улицу, а когда мы выходили погулять, я тратила все силы на то, чтобы не дать ей выскочить на дорогу. Ее распирало от энергии. Майк в то время пропадал на работе, мог прийти в полночь, в час, в два, в три ночи, а то и остаться там ночевать. Карен спросила меня тогда, и теперь этот вопрос застрял в голове, словно колючка: не беспокоит ли меня… наличие всех этих женщин у него в офисе? Но я, честно говоря, никогда не думала о таком, потому что у него просто не было сил даже помыслить о чем-то, кроме работы.

Такой была наша жизнь в то время. Мы отчаянно цеплялись за работу, квартиру, за Кэсси. Я писала статьи для интерьерного журнала, но тот закрылся, и следующий, куда я пошла, — кулинарный — через полгода тоже перестал существовать. Журнальная индустрия сокращалась. Но юриспруденция, наоборот, процветала, требуя от Майка всей его энергии, времени, души и тела, и через какое-то время он выгорел, превратившись в комок нервов.

Однажды он пришел домой к одиннадцати — рановато для него, — сел за кухонный стол в костюме со сбившимся галстуком, закрыл лицо руками и сказал: «Я не могу больше. Мы так не можем больше». Я оглянулась и посмотрела на этот стол, за которым рассылала свои резюме фрилансера. Мой ноутбук стоял посреди посуды, стопок белья и поделок Кэсси. Через тонкую стену между кухней и ее спальней мы слышали, как дышит наша дочь во сне. А арендная плата продолжала расти, несмотря на то что квартира была маленькая и не новая.

— Ты когда-нибудь думала о переезде? — неожиданно спросил Майк, и я почувствовала облегчение.

Когда я поделилась нашими планами с Карен, по ее лицу пробежала тень. В то время она жила в пятнадцати минутах ходьбы от нас. Снимала квартиру в Стэмфорд Хилле[13] и работала в магазине здорового питания, поэтому ей всегда было чем накормить Джейка. Я никогда не понимала, отчего она не стала пересдавать выпускные экзамены в Оксфорде. Возможно, из гордости.

— Вы переедете? Мы больше не будем соседями… — опечалилась она.

Тогда я решила, что она расстраивается, зная, что станет по мне скучать. Кроме того, мы по очереди сидели с детьми. Теперь же я подумала, что, возможно, огорчило ее другое: Майк окажется далеко от нее. Действительно ли она любила его и хотела все эти годы? Когда мы уехали, я чувствовала свою вину перед ней и маленьким Джейком, которого до этого видела почти каждый день. Но все-таки переезд произошел, и мы поселились в своем первом собственном доме в Бишопсдине — трехкомнатном, возле железнодорожной станции, чтобы Майку было удобно ездить на работу. Я вздохнула с облегчением — мы уехали из Лондона. Но, возможно, причина была в другом — мы уехали от нее.

— Мама, — сказала Кэсси, глядя на меня, как на дуру, — ты пропустила поворот. Придется возвращаться.