Что удивительного в благодати?

Эта проститутка явилась ко мне оборванная, бездомная, больная, у нее не было денег, чтобы купить еды для двухлетней дочери. Сквозь слезы она призналась, что за деньги предоставляла свою дочку — двух лет отроду! — любителям извращенного секса. За час «аренды» она выручала больше, чем за ночь на улице.

— Приходится идти на это, — сказала женщина, — иначе не разжиться наркотиками.

Мне трудно было выслушивать грязные подробности ее рассказа. Помимо прочего, это влекло за собой юридические последствия — я обязан сообщать о случаях надругательства над детьми. Что я должен был сказать этой женщине?

Наконец я спросил ее, не пыталась ли она обратиться за помощью в церковь. Никогда не забуду, как изменилось ее лицо, какой откровенный и наивный ужас проступил на нем:

— В церковь! — воскликнула женщина. — С какой стати я пойду туда? Мне и так плохо, а они будут тыкать меня лицом в грязь.

В истории, рассказанной моим другом, поражает, как похожа эта женщина на другую блудницу, но та бежала к Иисусу, а не прочь от Него. Чем хуже на душе, тем больше тянет человека искать прибежища в Иисусе. Неужели Церковь утратила дар привечать страждущих? Падшие и отверженные, устремлявшиеся к Иисусу, когда Он жил на земле, не надеются сегодня получить теплый прием у Его учеников. Что же произошло?

Чем дольше я размышлял над этим вопросом, тем чаще повторял одно слово. Ключевое слово. Из этого слова родилась книга.

* * *

Будучи писателем, я целыми днями вожусь со словами. Играю в слова, прислушиваюсь к нюансам и обертонам. Раскрываю их, будто раковины устриц, пытаюсь вложить в них свои мысли. С годами слово может протухнуть, точно залежалое мясо. Смысл уходит из него. Возьмем, к примеру, слово «милость». Когда переводчикам Библии понадобилось обозначить высшую форму любви, они выбрали именно его. А ныне можно услышать пренебрежительное: «Я в ваших милостях не нуждаюсь!».

Меня притягивает слово «благодать», потому что из всех великих богословских понятий оно единственное не подверглось порче. Я назову его «последним великим словом», потому что в любой, самой расхожей фразе оно сохраняет некий отблеск изначальной славы. Это слово, как мощный водоносный слой, лежит в глубине нашей горделивой цивилизации, напоминая: все блага проистекают не из собственных наших усилий, а из Божьей благодати. Даже сейчас, как бы далеко мы ни зашли в своем секуляризме, мы продолжаем тянуться к этому источнику. Прислушайтесь, как мы употребляем слово «благодать» и родственные ему слова.

Люди благословляют еду, ибо хлеб наш насущный — дар Бога. Мы радуемся благородству хорошего поступка, благодарим за помощь, хорошее отношение именуем благосклонным, а хорошую погоду — благодатью. Во всех этих оборотах речи мне слышится детская, ничем не замутненная радость.

В английском языке слово «grace» многозначно. На богословском уровне это и «благодать», и «праведность», и «милосердие». Так называется благодарственная молитва. Так называются и фиоритуры, «дополнительные», «даровые» ноты — они добавляют мелодии изящества и шика. Разучивая сонаты Бетховена и Шуберта, я поначалу играл их без фиоритур. Соната кое–как складывалась. Но насколько лучше она звучала с фиоритурами! Словно пищу приправили пряностями…

Старые и новые значения слова «благодать» явно указывают на его богословское происхождение. Британские верноподданные обращаются к лицам королевской крови «Your Grace» («Ваша милость»). Студенты Оксфорда и Кембриджа получают «grace», освобождение от тех или иных экзаменов. Парламентский «act of grace» избавляет преступника от наказания.

Слово «grace» родственно латинскому «gratis» — «даром». Американские издатели присылают бесплатные номера журнала — «grace issues» — тому, кто подпишется на год. Разве не богословские понятия? «Grace period» — это отсрочка, которую банки, компании по прокату автомобилей и ипотечные компании предоставляют своим клиентам. Ничем не заслуженная милость…