Что упало, то пропало

Неделю или около того мы совсем не общались с новыми соседями. За это время они установили дровяную печь, потом подали заявление на проектирование парковочного разворотного круга перед домом, «чтобы подъезжать и отъезжать на передней передаче». Они также подписались на еженедельные поставки здоровой еды от «Заботливого шеф-повара». Вечером в субботу их не было, а их четырнадцатилетняя дочь Мелисса, или Лисса, как ее обычно громко подзывали родители, устроила вечеринку для нескольких друзей и оставила в моем саду пустые банки из-под пива и коробку из-под жареной курицы. За это время они выбросили две сломанные картинные рамы из Ikea и большой красный пылесос Henry со сломанной насадкой.

Во вторник, ближе к вечеру, я снова столкнулась с ними. Я работала за письменным столом в комнате с окнами на дорогу. В это время дня движение очень оживленное, так что я слушала радио с классикой в наушниках, которые отсекают весь внешний шум. Я только что получила новую партию слов – anger (гнев), angst (тревожность) и anguish (душевная боль). Я чувствовала возбуждение от погружения в новую работу и успела просмотреть данные по новой тематике. Я не слышала, как он вошел в калитку, но почувствовала его у своей входной двери. Он использовал дверной молоток, хотя у меня есть работающий звонок. Бах-бах – это был сигнал тревоги, не отреагировать на который было невозможно. Стекла задребезжали в рамах, бумаги у меня на столе задрожали.

Газета Sun назвала бы их парой из сказки. Том Тилсон на самом деле был красивым мужчиной – темно-каштановые волосы со щегольской укладкой, волевой подбородок и голубые глаза. Недавно я прочитала, что симметричное черты лица являются важным фактором в привлекательности человека, и у него с этим делом был полный порядок. Одет он был вроде бы небрежно, но ужасающе дорого, в стиле миллиардеров, сделавших деньги на высоких технологиях: синие джинсы, белая футболка, тяжелые кроссовки. Но я всегда думала: «Бедняга! Тебе было бы гораздо комфортнее в костюме». На мой вкус, он был довольно коренастым и со слишком толстой шеей, на лице заметны крупные поры, широко посаженные голубые глаза смотрели холодно. В целом он выглядел как человек, который жил и продолжает жить на полную катушку. С такой внешностью возраст не красит, хотя теперь даже поминать об этом неловко.

К тому времени, как я открыла дверь, Том сделал уже несколько шагов назад и стоял на середине дорожки широко расставив ноги, глядя на окна верхнего этажа. Его, в отличие от Эйлсы, мой дом заинтересовал. Я прикрыла за собой входную дверь – на случай, если он намеревался заглянуть внутрь.

– Да, – сказал он, словно мы уже давно вели разговор. – Нам нужно обсудить несколько вещей.

– Каких?

– Давайте начнем с деревьев.

Его футболка выбилась из джинсов с одного бока, и он демонстративно нагнулся в сторону, чтобы заправить ее, при этом громко воздохнув. Это действие одновременно преследовало две цели: показать превосходство в общем и целом, а в частности продемонстрировать раздражение в данном конкретном случае.

Я спросила его, о каких деревьях идет речь. Он ответил, что о деревьях, растущих вдоль моего забора позади дома.

– Это же яблони, да? И еще остролист и плющ. Вы же знаете, что это сорняки? Я не хочу, чтобы они разрослись на мой участок. Ваш сад такой заросший!

Я молча смотрела на него, он помахал рукой у меня перед глазами.

– Мы должны остановить это вторжение.

Он был раздражен, возможно, из-за этого в его речи особенно четко слышались сибилянты[12], и вместе с шипением изо рта вылетали капельки слюны.

Из-за менопаузы (ну, на самом деле перименопаузы) я стала несколько раздражительной, так что тут же заняла оборонительную позицию. И, боюсь, мне совсем не понравилось это «мы». Я быстренько отделалась от Тома и вернулась в дом, хлопнув дверью.

Сейчас мне стыдно из-за произошедшего. Я понимаю, что могу не нравиться, но эта стычка в самом начале задала тон наших отношений. Может, мне следовало приложить усилия, постараться относиться к нему лучше, посочувствовать – ведь он оказался в ловушке своего воспитания и образования, из-за которых стал таким, каким стал. Дело в том, что меня устраивала моя непроизвольная реакция – отмахнуться от него, как от высокомерного и надменного типа. Я почувствовала, что на меня нападают, – и мне нужен был предлог, чтобы от него отделаться. Если бы я была честна сама с собой, то поняла бы, что эта возня с футболкой, которую он заправлял в джинсы, и это помахивание перед моим лицом были признаками застенчивости и смущения. Он только притворялся расслабленным. Конечно, он хотел добиться своего, но не был уверен, что ему это удастся.