Что уж, мы уж, раз уж, так уж... (СИ)

— А чо тут непонятного? — Удивился Никанор. — Приезжаем в Чехов, находим часть, всем по ушам и берем карту полетов.

— Да я не о том. — Поморщился витязь. — Я вот, никак не пойму, почему грунтовые дороги крепче бетонных шоссе?

— А что им остается делать, если на ремонт грунтовых дорог, деньги не отпускаются. — Ответил Иван. — Кажись, приехали.

Друзья осмотрелись. Печь остановилась прямо напротив КПП. Иван осмотрел свою команду.

— С армией надо действовать дипломатично. — Изрек он, после некоторого раздумья. — Это вам не бандиты и телевизионщики. Да и не милиция. Это крепкие суровые парни, которым нечего терять. Их действия непредсказуемы, даже для них самих. Сегодня они могут заступиться за Южную Осетию, или захватить аэродром в центре Европы, а завтра все это наплевательски просрать какому-нибудь НАТО. Нужен такой же непредсказуемый парламентер. Как говорится: клин клином вышибают. Думаю, что все согласятся со мной, если я пошлю на переговоры Никанора.

— Я, тоже думаю, что Никанор, со своими тараканами, лучшая кандидатура. — Согласился Брыня.

Остальные, только согласно кивнули. Домовой, гордый от доверия, стал спускаться на землю. Он поправил ворот рубахи, смахнул пылинку с пиджака и уверенной походкой, тронулся к ступеням, ведущим к входу в КПП.

Не доходя до ступеней трех шагов, Никанор остановился и вынул из кармана бутылку водки. Пару минут прошло без изменений. Потом, в дверях пропускного пункта, появился невысокий, плотного телосложения, капитан с повязкой дежурного по части на рукаве. Он посмотрел по сторонам и, не найдя ничего, что могло бы помешать контакту, стал медленно спускаться по ступеням, не сводя с бутылки взгляда. Подойдя вплотную к Никанору, он снова посмотрел по сторонам и требовательно кашлянул.

Никанор медленно засунул бутылку капитану за ремень. Затем, так же медленно, вынул еще одну бутылку. Сунул за ремень. Еще бутылку. Сунул в руки. Еще бутылку…

— Посыльный! — Нарушил молчание капитан.

Подбежал худющий ефрейтор в замызганной форме.

— Еть… ить… — Высказался ефрейтор, увидев происходящее.

— Мать! — Закончил за него капитан. — Ну-ка, ущипни меня!

Ефрейтор, завороженный увиденным, ущипнул одной рукой капитана, а другой рукой себя. Оба вскрикнули.

— Дай попробовать! — Потребовал дежурный.

Ефрейтор открыл одну бутылку и поднес горлышко к губам капитана. Тот сделал пару глотков.

— Коробку! Живо! — Спохватился дежурный по части. — Две! Ящик по тревоге освободи!

Ефрейтор исчез вместе с початой бутылкой, но почти сразу появился, держа в руках две коробки. Рядом с ним стоял прапорщик и протягивал руки.

— Ты…! — Возмущению дежурного не было предела.

— Мои коробки! — Отрезал прапорщик.

Больше, разговаривать, им было некогда. Все их внимание сфокусировалось на появляющихся бутылках. Да и не только на бутылках. Чуть ли не каждое мгновение, из окружающего пространства, к появляющимся бутылкам, стали тянуться чьи-то незнакомые пальцы. Эти пальцы наглели на глазах, перехватывая добычу перед самым носом. Заняться расследованием, чтобы узнать, кому принадлежат эти наглые руки, значило остаться трезвым, голодным и нос без табака.

Никанор продолжал молчать, распихивая пузыри, сигареты и всевозможную закусь, по цепким мозолистым рукам, внося в суровые армейские будни, элемент праздника.

Военные, понимая всю важность и серьезность момента, тоже молчали, проявляя чудеса реакции. Им было глубоко наплевать на то, что заинтересовало бы любого ученого: откуда в кармане пиджака, такое богатство? Они были воспитаны в духе дисциплины и привыкли действовать по обстановке, а думать и задаваться вопросами — это удел гражданских. Их бы очень удовлетворило отсутствие дна у этого кармана, а что касается чуда, так армейская жизнь и так полна чудес.

— Это что такое!!! — За спиной Никанора раздался, хорошо поставленный, командный голос.

— Смирна!!! — Гаркнул домовой и, через левое плечо, развернулся к командному голосу лицом, держа в руках коробку отличного армянского коньяка, на которой стояли две трехлитровые банки с черной и красной икрой.

Недалеко от него стоял возмущенный генерал-майор, с буденовскими усами. Никанор, строевым шагом, подошел к генералу.

— Товарищ генерал-майор! — Громким голосом рапортовал домовой. — Гуманитарная помощь, по распоряжению Тутина, за отличные успехи в боевой, политической, строевой, тактической, физической, материальной… — На языке у Никанора вертелось: "личной и финансовой" и что-то о любовном фронте, но внутренний голос не советовал озвучивать.

Генерал махнул рукой. Никанор замолчал.

— Гуманитаришь, значит? — Спросил владелец буденовских усов.

— Так точно, товарищ генерал-майор!

— Значит, оценили все же, заметили вверенную мне… эту… — Генерал смотрел на коробку, и не мог вспомнить, что ему вверили.

— Так точно, товарищ генерал-майор. — Не унимался Никанор. — И оценили, и заметили. И эту вверенную, и ту, которую вверят.

Генералу, в тоне домового, послышалась угроза субординации. Он погрозил пальцем и сказал:

— А это…

— А орден за заслуги, — сбил его с мысли Никанор, — и очередное звание, вручат в Кремле!