Что в имени тебе моем?..

– Да. Так пожелал Его Величество. Мы пойдем во дворец вместе, возможно, Павлу Петровичу понадобятся твои знания языков и литературного письма. Так что, Август Фридрихович, не будем терять время.

Указав ему место за бюро, граф вышел из кабинета.

«Та-ак, и что же мне делать? Как представить такое странное сочинение? Надо ведь понимать, какие цели у государя, чего он хочет добиться своим вызовом?.. Похоже, не заслужу я милость монарха, ибо понять не могу, как и, главное, что писать… Ладно, будет вам моя версия. А там, как получится, – подумал Август и вспомнил, как нелестно отзывались о бароне Тугуте военные: – Александр Васильич132, например, называл барона существом кабинетного права и говорил, что ничему путному не бывать, доколе Тугут не перестанет самовластвовать над военными действиями. Однако ж в Европе есть не только Тугут. Есть другие монархи, уважаемые и сильные. Как же мне найти нужный тон письма?»

Два часа сочинял Август фон Коцебу «свой» вызов. Когда же дал прочесть Палену, тот остался недоволен. По его мнению, вызов был недостаточно резок. Коцебу потратил еще час, чтобы написать сочинение в более резкой манере. Второй документ после некоторых раздумий решено было оставить.

Во дворце им пришлось долго ожидать в передней. Государь выехал верхом, и никто не знал, когда он вернется. Когда же, наконец, графа (одного) пригласили, тот взял написанную Августом бумагу, вошел к государю. Коцебу нервничал: не мог усидеть на месте, прохаживался по зале, выглядывал в окно. Пален отсутствовал около часа. Наконец, дверь открылась и появился граф.

«Не в духе», – писатель совсем запаниковал.

– Документ все еще недостаточно силен. Езжайте домой, продолжайте работать. Вернетесь ко мне, когда напишите новый вариант. А я должен остаться.

– Да вы бы объяснили мне, Петр Алексеич, чего хочет государь. Какова цель сего документа?

Но Пален не ответил. Отдал бумагу и вернулся в монаршую залу. Одеваясь, Август никак не мог попасть рукой в толстый рукав полушубка, переживал: «Не хватало еще попасть в немилость из-за этого вызова. Думай теперь, ломай голову, составляй то, не знаю, что…» Он намеревался уже выйти из дворца, как у самой двери догнал его камер-лакей императора и попросил вернуться.

В ту минуту, как Август вошел в кабинет, государь поднялся ему навстречу с особенно приветливым поклоном и, улыбаясь, сказал:

– Господин Коцебу, прежде всего мне необходимо повиниться перед вами.

– Повиниться? – писатель растерялся, он был поражен столь неожиданным приемом.

– Да-да, повиниться. Надо было объяснить вам, каковы мои цели, чего я хочу от вас, как представляю себе этот документ.

– Ваше Императорское Величество, вы тронули мое сердце. В вашей руке находится волшебный жезл. И жезл этот – милосердие.

Согласно этикету, Август хотел опуститься на колено, чтобы поцеловать у государя руку, но тот приветливо приподнял его, поцеловал в лоб и заговорил по-немецки (с легким акцентом). Император был любезен и веселился:

– Вы слишком хорошо знаете свет, следите за текущими политическими событиями. Вы должны знать, какую роль в европейских событиях играют русские монархи. Говорят, я часто поступал… – он искал слово, – неправильно, – продолжал он, смеясь, – справедливость требует, чтобы я был…хм… наказан, – государь продолжал веселиться. Потом взял Августа за руку, подвел к окну и показал написанную собственноручно бумагу. – Я хочу, чтобы вы перевели этот текст на немецкий язык и поместили как можно скорее в Гамбургской газете и других повременных листках.

Затем император прочел бумагу, написанную по-французски. А при последних словах от души засмеялся. Август тоже учтиво улыбнулся.

– А вы отчего смеетесь, господин Коцебу?

– Оттого что вы, Ваше Величество, имеете столь точные сведения о состоянии дел в европейских монархиях. И оттого, что так смело хотите вызвать монархов на политическую дуэль.

– Да-да, пусть соревнуются монархи, а не армии. В войнах погибает столько солдат! И в нашей власти сохранить им жизни.

– Вы – милосердный государь, Ваше Величество. Но, увы, не все монархи в Европе так думают.

– Вот, возьмите этот документ, – продолжал он, передавая бумагу, – переведите его на немецкий язык. Оригинал можете оставить у себя, принесите мне копию и перевод. Идите. Лакей препроводит вас в тихое место, где вам не помешают работать. Когда будете готовы, возвращайтесь. Я жду.