Что вдруг

14. XII.27 г. Париж

Многоуважаемый Александр Петрович, я искренно благодарен Вам за присылку книги. Поверьте также, что юношеская, очень сырая, статья Княжнина о таких же юношеских и сырых моих стихах меня сердечно тронула – особенно в связи с трагической судьбой автора¹⁰. Но Вы пишете: «пожалейте о нем и почтите как-нибудь его память». Тут – затруднение, пока что непреодолимое. Судите сами: не зная ни строки Княжнина, кроме его статьи обо мне, – что я могу написать? Что вот – был человек, которому очень нравились мои стихи? Я уж не говорю о том, как на это «посмотрят» – с этим иногда можно и не считаться. Боюсь, что выйдет хуже: что я ни напишу, как я ни напишу – получится при самом объективном взгляде на дело – самореклама, да еще самая бесстыдная: вот, дескать, как любил мои стихи – кто? Не просто неведомый юноша, а герой, мученик, убитый большевиками¹¹. А раз я ничего сверх этого о Княжнине не знаю – ничего другого и не получится. Вот если Вам удастся разыскать книжку стихов Княжнина – тогда дело другое: отнесусь к ней со всем доброжелательством и напишу о своем неведомом друге. Надеюсь, Вы будете добры прислать ее. «Лучи солнца» я Вам верну немного спустя, хочу показать кое-кому из ростовцев. Им, вероятно, будет приятно увидеть книжку. Между прочим, покажу Т.Г. Берберовой, у которой была гимназия в Нахичевани¹² и которую Вы, вероятно, знаете. Я женат на ее племяннице.

Тут есть и участники журнала: С.В. Яблоновский и Сарьян, с которыми я иногда встречаюсь. Еще хорошо и давно (лет 20) знаю я Мариэтту Шагинян. Но бедная Мариэтта стала усердной «попутчицей» (в кавычках) и даже, от трудов коммунистических, выстроила себе (весьма буржуазно) собственный домик где-то на Кавказе. Следственно и мы уже с ней не попутчики…

Позвольте еще раз принести Вам благодарность

Преданный Вам Владислав Ходасевич.

«Сырая» статья из новочеркасского журнала являет собой образец искомого материала по читательской рецепции поэзии символистов. В этом документе, относящемся к истории первоначального бытования ранней поэзии Ходасевича в читательской среде, нас интересуют не столько «юношеские» оценки «сильных мест», сколько диагностирование «сильных мест». Сообщительны как отбор процитированных фрагментов, так и степень читательского удивления, мотивирующего цитирование. К таким сильным раздражителям, как видим, относился, например, «прекрасный фимиам» над чашкой чая. Читатель регистрирует процесс того, как «очередной раз воскресает одно из зерен мировой традиции – поэзии частного существования»¹³, еще не зная и не понимая, что в «Счастливом домике» появляется один из самых существенных для позднейших читателей зрелого Ходасевича мотивов.

Впервые: A Century's Perspective: Essays on Russian Literature in Honor of Olga Raevsky Hughes and Robert P. Hughes Edited by Lazar Fleishman, Hugh McLean. (Stanford Slavic Studies, Vol. 32). 2006. P. 123–144.

Комментарии

1.