Читаем Что видела собака. Про первопроходцев, гениев второго плана, поздние таланты, а также другие истории полностью

Это подводит нас ко второй проблеме плагиата. Он не просто проявление экстремизма. Он выпадает из общего вопроса о том, что препятствует творческому процессу, а что нет. Мы принимаем право одного писателя лепить точные копии произведений другого — вспомните, сколько детективов-клонов о серийных убийцах появилось после «Молчания ягнят». Тем не менее, когда Кэти Экер включила в свой сатирический роман описания сексуальных сцен из Харольда Роббинса, ее обвинили в плагиате и угрожали ей судебным иском. Когда я работал в газете, нам постоянно приходилось «перерабатывать» статьи из Times: создавать новый материал на основе чужих идей. Но вздумай мы позаимствовать хоть слово из статей Times — хотя бы даже самые стандартные фразы, — это было бы расценено как нарушение, влекущее за собой увольнение. Этика плагиата породила пестование незначительных различий: поскольку журналистика не может сознаться в своей производной сущности, ей приходится проявлять оригинальность на уровне предложения.

По словам Дороти Льюис, больше всего в «Застывших» ее задел роман Агнеты и ее коллеги Дэвида Нэбкуса. Льюис боялась, как бы люди не стали подозревать, будто и у нее роман с коллегой Джонатаном Пинкусом. «Это клевета, — заявила Льюис. — Меня легко узнать в этой пьесе. Мне многие звонили и говорили "Дороти, эта пьеса о тебе"„и если до сих пор все было правдой, значит, и роман — правда. Еще и поэтому я чувствую себя оскорбленной. Если ты заимствуешь чужую жизнь для своего персонажа, ты не должен придумывать роман и уж тем более делать его кульминационным моментом пьесы».

Нетрудно догадаться, какое потрясение испытала Льюис, сидя в зале и видя, как ее «героиня» совершает столь неблагоразумный поступок. Однако, по правде говоря, у Лейвери имелись все основания на то, чтобы придумать любовную связь Агнеты, потому что Агиета — не Дороти Льюис. Она — выдуманный персонаж, срисованный с Льюис, но действующий в вымышленных обстоятельствах. В реальной жизни Льюис поцеловала Теда Банди в щеку, и в некоторых версиях «Застывших» Агнета целует Ральфа. Но Льюис поцеловала Банди, потому что тот первым поцеловал ее, и ответить на поцелуй убийцы — это совсем не то же самое, что поцеловать его по своей инициативе. Когда мы впервые встречаемся с Агнетой, она выбегает из дома, а потом высказывает вслух свои кровожадные мысли в самолете. Дороти Льюис также торопится по делам, и ей также приходят в голову мысли об убийстве. Основная цель этой сцены — заставить нас в этот момент подумать, что Агнета сумасшедшая. Но о Льюис с уверенностью можно сказать, что с рассудком у нее все в порядке. Непоколебимой верой в себя и свою работу она убеждала людей пересмотреть свои представления о преступности. Льюис злится не столько потому, что Лейвери переписала иными словами историю ее жизни, но потому, что та изменила историю ее жизни. Недовольство Льюис вызвано не только плагиатом, но и искусством — использованием старых слов на службе новой идеи, — и ее чувства вполне можно понять, ведь преобразования, производимые искусством, могут быть не менее болезненными и неприятными, чем воровство, совершаемое плагиаторами. Но ведь искусство не является нарушением этических норм.

Читая рецензии на «Застывших», я обратил внимание на то, что критики то и дело без указания на первоисточник употребляли различные версии фразы «Разница между преступлением зла и преступлением болезни есть разница между грехом и симптомом». Это, как известно, моя фраза. Я ее написал. Лейвери позаимствовала ее у меня, а критики, в свою очередь, позаимствовали ее у Лейвери. Плагиат с плагиата. В данном случае прикрыться «искусством» уже не получится: ничего нового эта фраза не принесла. И «хроникой» это не назовешь. Тем не менее принадлежат ли «грехи и симптомы» именно мне? Как оказалось, есть одна цитата Ганди, в которой упоминаются эти два слова, и, вздумай я перепахать все наследие английской литературы, уверен, преступлений зла и преступлений болезни насобиралось бы на вагон и еще маленькую тележку. Самое главное в деле «Phantom» то, что Рэй Рэпп, если даже и заимствовал у Эндрю Ллойд Уэббера, определенно не подозревал об этом, равно как и Эндрю Ллойд Уэббер не подозревал о том, что заимствовал сам у себя. Творческая собственность, напоминает нам Лессиг, обладает множеством жизней — в наш почтовый ящик кидают газету, она попадает в архив человеческих знаний, а потом в нее заворачивают рыбу. И к тому моменту, когда идеи обретают третью или четвертую жизнь, мы уже не помним, откуда они взялись, и не можем контролировать их дальнейший путь. Высшее проявление непорядочности ярых плагиаторов в том, что они заставляют нас притворяться, будто этих цепочек влияния и эволюции не существует и слова автора порождаются непорочным зачатием и живут вечно. Наверное, я мог бы разозлиться из-за того, что случилось с моими словами. Или просто признать, что уже достаточно наигрался с этой фразой, — и выпустить ее на свободу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

История / Образование и наука / Публицистика
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное