Что вы скажете на прощанье?

Наконец он услышал скрип двери и приподнял голову. Раздался звук мелких быстрых шагов — это вошла женщина. От нее резко пахло духами. Он опустил голову.

— Здравствуйте! — бодро сказал мелодичный голос. — Мне надо взять кровь для анализа.

Это была какая-то ошибка, ведь у него уже брали кровь. Он заворочался и положил под себя здоровую руку.

— Ну! — нетерпеливо сказала медсестра. — Давайте же руку.

Она прикоснулась к его плечу, несколько раз надавила и отпустила. Он попробовал ей сказать хоть одно слово, но потом закрыл глаза ладонью и тяжело задышал. Медсестра снова дотронулась до плеча. В ее голосе появилось раздраженное недоумение. Карташев вздохнул: «Ну что ты такая глупая!.. Пойми меня, дочка! Сердце у тебя есть?»

Вадим влетел в палату и замер, пораженный видом отца. Лицо у того почернело, глаза запали еще глубже. На покрытый испариной лоб прилипли свалявшиеся волосы. Вадим схватил отца за руку.

Отец сжал его ладонь. Она была большой и твердой. Сын вырос. Отец хотел что-то сказать. Подняв к Вадиму голову, он замычал и уронил ее назад на подушку.

— Батя! — повторил Вадим и поглядел на медсестру с надеждой.

— Мы кровь возьмем, — вымолвила она растерянно.

Отец при этих словах загудел, выбросил к Вадиму руку и долго тряс открытой ладонью. Сын видел лишь то, что он мучается.

«Дай мне сил сказать! — взмолился отец. — Дай мне сил, я не выдержу этого!»

— Подождите!.. Сейчас ты скажешь, — изменившимся, прерывающимся голосом проговорил Вадим. — Сейчас, батя… Получится, не торопись, сейчас…

Медсестра тоже поняла, в чем дело. Этот человек, о котором она знала, что он скоро умрет и к будущей смерти которого она уже привыкла, боролся, напрягая угасавшие силы. Она стала умоляюще твердить быстрым шепотом:

— Вот увидите, сейчас получится!.. Ну еще раз! Ну еще…

Отец молчал. Вадим неотрывно смотрел в одну точку на его шее, где поднималась и опадала темная жила.

Медсестра тоже замолчала и немного погодя с досадой сказала:

— Не волнуйтесь, мне надо взять кровь для анализа. Потом будете завтракать.

— У меня брали кровь! — глухо крикнул отец. — Уже брали!

У Вадима словно что-то оборвалось внутри.

Медсестра порывисто наклонилась, поцеловала отца и, засмеявшись, убежала.

Вадим опустился на кровать. Отец взял его за руку и прижал ее к своим сухим горячим губам.

Сын ждал, что отец скажет еще что-нибудь, но отец глубоко вздохнул, пошевелил пальцами парализованной руки и затих. Он умер.

Прошло с той поры около двадцати лет. Теперь Вадиму почти сорок, он давно возмужал и очерствел, как, впрочем, и бывает в таком возрасте. У него семья, двое детей. Ему не на что жаловаться. Он редко вспоминает, что было после смерти отца. «Ну хлебнул малость, — говорит он себе. — Что с того? Пора забыть». Он помирился со своей постаревшей матерью, и они оба чувствуют вину друг перед другом.

И с каждым годом отец уходит от него все дальше, унося невысказанное прощание и свою тайну. В этом смысле отец остается с ним всегда.

1972 г.