Что за девушка

Может, каждый человек в этой толпе — пазл. Может, каждый из них в глубине души хочет, чтобы Майка исключили, и не в состоянии поверить, что он это сделал. Не мне винить их в том, что они запутались. Я и сама долго не могла во всем разобраться.

Я возвращаю громкоговоритель директору. Она смотрит на него, как будто не знает, что с ним делать. Начать забег? Или отложить? На этот раз мне не стыдно, что я поставила ее в неловкое положение.

Может, Майка не исключат, он не потеряет стипендию, может, (некоторые) наши одноклассники не отвернутся от него. Но все равно важно, что я сказала все это. Это приведет к переменам.

Уже привело. Прямо сейчас. К переменам во мне. Я изменилась. Мне не стыдно за то, что я кому-то доставила проблемы.

Я злюсь, что когда-то мне было стыдно.

Я снова обвожу взглядом толпу. Несмотря на то, что случилось вчера, я знаю, что Джуни будет гордиться мной.

Но когда я нахожу ее, она не смотрит на меня. Она ни на кого не смотрит. Она сидит, скорчившись, на земле, руки обхватывают грудь. Она так трясется, что кажется, будто ей страшно холодно, но ее волосы прилипли к лицу из-за пота. Я бегу к своей лучшей подруге.

ДЖУНИ

Толпа останавливается. Все находятся так близко друг к другу, что, кажется, люди по бокам от меня не замечают, что я на них облокачиваюсь, надеясь с их помощью устоять.

Кто-то что-то говорит, так громко, что уши закладывает. Толпа ликует.

Кто-то опять что-то говорит. Толпа снова ликует.

Пауза, и звучит другой голос, такой же громкий.

У них, наверное, микрофон, громкоговоритель, что-то такое.

Снова аплодисменты и крики.

И снова.

И… стоп. На этот раз, когда опять раздается голос, никто не ликует.

Голос по-прежнему звучит.

Я знаю этот голос. Это голос Майи. Что она говорит? Почему я не могу расслышать слов? Что это за другой звук, грохочущий, очень громкий?

Я пытаюсь сосредоточиться, но слышу только грохот. Я бросаю взгляд на тех, к кому прислонилась, но они, кажется, не слышат. Все смотрят прямо перед собой, на Майю посреди трека. Я тоже хочу посмотреть, но ничего не вижу. Не только оттого, что я такая коротышка, но еще потому, что глаза мне застилают слезы.

И все равно я слышу только: бум, бум, бум.

Все хорошо. Майе в любом случае не важно, слышу я ее или нет. Не после того, что я ей вчера наговорила.

Бум, бум, бум.

Боже, да что же это?

Бум, бум, бум.

Господи, это мое сердце.

Бум, бум, бум.

У шестнадцатилетних бывают сердечные приступы?

Бум, бум, бум.

Толпа расходится. Я хочу крикнуть: «Стойте! Пожалуйста!», но рот меня не слушается. От меня исходит только тяжелое дыхание. Мне не на кого опереться, я сейчас упаду. Черт, я упаду в обморок. Не могу унять дрожь. Я сейчас сойду с ума. Я уже сошла с ума. Если я вообще когда-то была в своем уме, что как-то маловероятно.

Бум, бум, бум.

Трясущиеся руки все еще в карманах джинсов. И чем это лучше порезов? Я через ткань вдавливаю ногти в кожу. Я хочу вернуться домой, закрыть дверь ванной, достать лезвие и порезаться.

Потом я вспоминаю, что у меня больше нет лезвия. Я его выкинула. И домой мне все равно сейчас не попасть. Я еле могу стоять, не то что вести машину.

Я прорываю дырку в кармане и вжимаю ногти, обкусанные почти до мяса, но все еще острые, в шрам на ноге. Я закрываю глаза и представляю, как разрезаю его, представляю кожу, и шрам, и кровь. Смогу я разрезать глубже, чем тогда, чтобы увидеть жир, и мышцы, и, может, даже кость? Я выживу, если разрежу так глубоко? Или потеряю сознание, прежде чем до этого дойдет?

На День святого Валентина я зашла слишком далеко и поехала в больницу.

Тогда я не боялась, но сейчас мне страшно — от того, что я могла с собой сделать, от того, что я могу сделать, от того, что я хочу сделать. Тогда я была так уверена, что у меня все под контролем, была убеждена, что никогда не окажусь в числе тех несчастных, из-за которых так сложно определить уровень самоубийств среди тех, кто режет себя, — потому что я поехала в больницу.

Но мне нужно было туда, потому что несчастный случай уже произошел.

И сейчас я понимаю, как мне повезло, что я была в силах доехать до больницы.

К тому же то ночное происшествие нельзя назвать случайностью. Я хочу сказать, я не собиралась резать так глубоко, что могли понадобиться швы, но планировала зайти дальше, чем раньше. Тем вечером я знала, что Тесс на свидании с другой девушкой, что Майя на свидании с Майком, что мама с папой на свидании — а я дома одна. Я резала так глубоко не для того, чтобы посмотреть, что будет. Я резала глубже, потому что мне нужно было резать глубже. Мне нужно было, чтобы болел порез, а вся остальная боль ушла на второй план.

А теперь вся остальная боль оказалась на переднем плане.

Если бы у меня было что-то острое, не знаю, как глубоко я бы порезалась. Может, сразу до кости. Может, до костного мозга, как те люди, о которых я читала, про которых я думала, что они больны гораздо серьезнее, чем я.