Что за горизонтом?

— Куда денешься — в каждом мужике прячется кобелина и ждет своего часа, удачного момента. А для Виталия момент был более, чем подходящий.

— Ты прав, — подтвердила я. — Но как бы ты отнесся, если б я не устояла? — напрямую спросила я. Для меня был очень важен его ответ. Он заговорил не торопясь:

— Я тебе уже раньше говорил: если дело шло о ребенке, то я поддерживаю любой твой шаг. Решающее слово всегда за тобой. — Он сделал паузу, лицо его приняло озабоченное выражение, глаза нахмурились, и он заговорил мрачным тоном: — Сегодня утром звонил твой отец. Из Твери звонил. Он просил тебя срочно приехать домой.

— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросила я.

— На такой же мой вопрос, он ответил кратко и сухо: об этом поговорим при встрече в Москве. И положил трубку.

Боже мой… Сердце мое затрепетало: произошло, очевидно, то, чего я больше всего опасалась. Я вся обмякла, как нагретая свеча и прижалась к Лукичу, ища в нем спасительной защиты. Он ласково поцеловал меня в лоб и нежно обнял.

— Ну что ты, родная. Не надо волноваться и расстраиваться. Мы еще не знаем, в чем дело.

— Я знаю, я догадываюсь. То, что он собирается поговорить с тобой в Москве, для меня все объясняет. Ему стали известны наши с тобой отношения.

— Ну и что, даже если так — объяснимся. Мы что? Совершили преступление? — спокойно сказал Лукич.

— Для моих родителей — да, преступление. Я должна сейчас же ехать.

— Погоди, успокойся, позавтракай, давай все обсудим и потом поедешь.

Что обсуждать? Скандала не избежать, большого скандала.

Я оказалась права в своих догадках. Как только приехала в Тверь и вошла в дом, отец молча положил передо мной газету, ту самую, бульварную, которую издает Трапер. На странице две фотографии. На одной стоим на пляже мы с Лукичом, и он втирает мне в спину крем против загара. На другой, опубликованной рядом, мы с Лукичом лежим на пляже, он, конечно, в плавках, я в купальнике. Лица наши отпечатались четко. Тут никаких вопросов. Внизу под фотографиями подпись: «Жаркое лето на курорте Алушта».

Пока я смотрела газету, мама и отец стояли рядом и понуро молчали. Потом все так же без слов отец протянул мне исписанный лист бумаги. Я сразу узнала: это было письмо Лукича ко мне. Каким образом оно попало к ним в руки? Ведь я так старательно, надежно хранила письма Лукича, — а их было не мало. И хотя он предупреждал сжигать их сразу же по прочтении, что бы «не влипнуть», но я берегла их как память, как дорогие для меня сувениры. Наконец отец угрюмо сказал:

— Так что, дочь, оправдываться нет смысла. Документы достоверные и убедительные. Мы с мамой за эти часы много пережили. Ты нанесла нам страшный удар и мы хотим от тебя услышать объяснение: как ты могла? Как он мог, он, выдающий себя за порядочного человека? — теперь уже нервно воскликнул отец. — Ну, с ним у нас будет особый разговор. Сейчас мы хотим выслушать тебя. Искренне, правдиво. Мы слушаем?

Я чувствовала себя преступником, пойманным с поличным. У меня пересохло во рту. И хотя я заранее продумывала, как себя вести в подобном случае, все во мне смешалось, ко мне подступило странное ожесточение, я как бы не понимала, что передо мной стоят мои родители, переживающие и болеющие за мою судьбу, а посторонние мне люди, сующие свой нос в чужие дела. Мне хотелось резко крикнуть этим посторонним: «Да пошли вы все…» И я ответила сухо глухим голосом:

— У меня краткий ответ: мы с Егором Лукичом любим друг друга, и живем как муж и жена.

— Вот даже как! — воскликнул отец, а мама только в отчаянии всплеснула руками. — Состоите в тайном браке?

— В гражданском, что разрешает конституция, — сказала я.

— А почему же родители об этом ничего не знают? — язвительно спросил отец.

— Теперь уже знают, — ухмыльнувшись ответила я.

— Да он же твой дедушка! — воскликнула мама.

— Он мой муж, и этим все сказано. — И чтоб избежать дальнейшей пытки я ушла в свою комнату. Никогда в жизни я себя так скверно не чувствовала, как сейчас. В голове образовалась какая-то путаница, сумятица: ехидная улыбка Трапера в Алуште, фотограф, письмо по моей небрежности попало в руки родителям, неопределенность с работой, а скорее всего придется оставаться в Твери, в болоте интриг и сплетен, отношения с Лукичом. Да, он прописал меня в своей квартире. Что ж, переехать к нему и жить на его иждивении, на его скудной пенсии. Такого я себе не позволю. Пойти преподавать историю в школе. А моя ученая степень? Все рушится, все мечты, светлые надежды обернулись жалкими иллюзиями. Я слышу, как отец звонит по телефону, слышу, как говорит «Егор Лукич». Я приоткрываю дверь своей комнаты и чутко вслушиваюсь. Отец говорит: «Нам надо безотлагательно встретиться, — и язвительно добавляет — милый зятек. И обсудить возникшую ситуацию. Мы с вашей тещей, — опять укол, — хотели бы видеть у нас в Твери. Не можете. Тогда разрешите к вам пожаловать в столицу. Да, неудобно из столицы в провинцию. Будьте любезны, назовите свой адрес».