Что за противная баба она была... (СИ)

Поэтому, когда, отужинав и насидевшись за столом в компании, девушка осталась в темноте с писателем одна, она изменила своему решению, принятому утром на пляже.

Бретань хоть и не юг, ночь здесь была черная и на языке вертелась песня про человека с головой коня — зоопарк в общем целый! — пришедшего разогнать тоску. Опять были слышны насекомые в траве, и море приливало, и океан отливал. Писатель все не решался положить куда-нибудь девушку, и они слонялись по участку со стаканами в руках, сталкиваясь и расходясь, задирая головы в небо и ища созвездия Медведиц — не сильны они были в астрономии. И потом писатель все-таки приблизился к девушке, и они были похожи в темноте на двух чертей, так загорели за день — и он стал тянуть девушку за руку вниз, на бугорок земли вблизи стены дома.

И когда девушка уже лежала под писателем, ей жутко-страшно было смотреть в ночное небо. Над плечом писателя как раз рог луны мерцал. И девушке не надо было думать о своем обожженном животе, потому что было темно, ей хотелось заплакать — нервишки у нее, надо сказать, слабоваты были — или даже заныть, протяжно и тоскливо, вроде бы запеть по-дикому. За ужином она петь отказалась, хотя и писатель и синеаст просили. Жена синеаста не просила, потому что понимала, наверное, — сама артистка, как это глупо, — ее вот никто не просил сыграть сценку из фильма про ягодицы. Выходит, к пению люди относились не как к профессии, а как к чему-то натуральному. Отчего же тогда, если по телевидению кто-то запевает, так вовсе не хочется, чтобы еще спел, выключить очень даже хочется…

И девушка не завыла, не запела, вспомнив, что они у стены домика, в котором на втором этаже синеаст с женой, не спит еще, обсуждает сцену в следующем фильме, и дочь их с ожогом не спит или спит, и ей снится, что нет ожога. И та, что с косами, лежит в обнимку с коленками, и детишки дикие похрапывают рядом, а она не спит, слушает, что девушка с писателем под стеной на бугорке делают, потому что хоть и экологически невинна, а согрешить хочется…

И все эти мысли, мечущиеся в голове у нашей девушки, оборвались, потому что писатель изогнулся над ней, как животное, и только что не зарычал — тоже про домик помнил, — вытянул шею, как лось, молча.

И на такой печальной ноте хорошо бы закончить. Но нет, закон подлости подстерегает. Девушка громко вскрикнула: «Ой!», потому что почувствовала под своей ягодицей что-то остро-склизкое. Она вскочила, и писатель, инженер человеческих душ, засмеялся. Девушка пошла к фонарю и, развернувшись корпусом, стала пытаться разглядеть, что же это у нее на ягодице. Оказалось, что это недоеденный персик с косточкой. Не гадость, конечно, какая-то, но прилип к брюкам.

И это пятно никогда не отстирается, это я вам как бог из машины в греческих трагедиях сообщаю. Девушка эти брюки выбросит, и от поездки в Бретань не останется никаких вещественных доказательств. Писатель камушек с пляжа привезет. На то и писатель.

^1989 г.

notes

Примечания

1

Слишком красивая для тебя