- Вот, к примеру - Дамблдор. Для него я чистый с невинными полмыслами ребенок, не способный на плохой или жестокий поступок. Такая себе добродетель в штанах, ангел без крыльев. Но я же всего лишь человек, к тому же, подросток. Мне также присуще совершать ошибки, испытывать такие чувства, как ненависть и злость, мне тоже порой хочется ответить на подлость подлостью, жесткостью на жестокость. Но он все равно в упор этого не хочет замечать. Почему?
- Самообман, а может он действительно видит тебя насквозь, а эти твои желания считает побочным явлением переходного возраста. Ну, как?
- Мне самообман больше по вкусу. В этом году я стал много уделять внимания черной магии. Он знает, но ни слова не сказал. Хочешь сказать, что самого доброго волшебника в мире это нисколечко не волнует?
- Но ведь и он знает черную магию. И я, кстати, тоже, и в совершенстве. И знаешь, какое мое мнение - магия не бывает белой или черной. Мы сами окрашиваем ее в нужный нам цвет, когда используем ее в каких-либо целях.
- Ха-ха, скажи это тем, кто получил Круцио или Авада Кедавра, - съехидничал Гарри. - Они поспорят с тобой на тысячу галеонов, что это никак не белая магия, и выиграют!
Маркус снова закурил.
- Ты вообще знаешь историю появления этих заклинаний? Как и для чего их изобрели? - спросил он.
Гарри почесал затылок: - Нет, даже не интересовался. Да и так ясно - убивать и мучить.
- Э, нет. Это они такими стали, после применения, но задумывались они с другой целью. Более гуманной. Почитал бы в библиотеке литературу. Уверен, тебе понравится.
- Ладно. Может быть и почитаю. Только вот Гермиона не поймет меня, это точно.
- Это твоя подружка?
- Да какая на фиг подружка?! Это проклятье башни Грифиндор! - Маркус удивленно уставился на соседа. - Да однокурсница она моя, помешанная на учебе и одержимая идеей освобождения эльфов от тысячелетнего рабства. Представляю, что она мне сделает, когда узнает, что я практиковал на своем эльфе болевые заклинания. Убьет, наверное… - Гарри засмеялся.
- Да ты страшный человек, Гарри. Учитывая твои действия и предпочтения, полагаю, ты в Слизерене? Правда, твое выраженьице в начале нашего знакомства - «чистокровный урод» подсказывает мне, что это вряд ли.
- Шляпа полчаса пихала меня на Слизерин, но я отбился и пошел на другой факультет. Я не жалею, так как мне он больше подходит. И я не всегда был таким… жестоким.
- Что же стало причиной твоей... жестокости?
- Смерть… смерть дорогого, самого близкого человека. Единственного родного и любящего меня. Он был мне, как отец, и умер, защищая меня, …и из-за меня... - Гарри сам не понимал, почему рассказывает о наболевшем совершенно незнакомому человеку. Но потом понял - просто ему нужно было выговориться.
- А твоя семья, родители?
- Нет у меня никого, я сирота.
- Тогда все понятно. И твое состояние, и реакция Дамболдора. Действительно не стоит волноваться, это пройдет. Боль потери, одиночество, чувство вины и несправедливости. Вот что тебя сделало жестоким - ты так спасаешься о депрессии и полной апатии, - спокойно рассудил Маркус, глядя на Гарри. - Я был таким же и пережил это. Ничто не бывает вечным, мальчик мой. И эта боль тоже пройдет, раны затянутся, слезы высохнут. Жизнь продолжается.
Если бы это сказал кто-то другой, то Гарри, наверное, запустил бы в него тем же Круцио или придушил. Но, почему-то эти слова в исполнении Маркуса возымели совсем другой эффект... Дело, наверное, было в том, что он его не ругал, не успокаивал, как маленького и слабоумного ребенка, и не избегал ответа. Он говорил с ним, как с взрослым разумным человеком, у которого был тяжелый период в жизни, и которому просто нужно было понимание и поддержка, а не слепая материнская забота.
Гарри молча смотрел на попутчика, его опять охватила тоска, которая мучила все лето и не давала жить. Единственным способом избавиться от нее стало желание отомстить. Поэтому, он позволил темной стороне своей души подняться на поверхность, а светлую, наоборот, спрятал поглубже, дабы она могла оправиться от тех мучений, что терзали его сердце.
Он больше не говорил. Просто сидел и смотрел в никуда. Сейчас ему, как никогда, захотелось вновь увидеть Сириуса, чтобы тот похлопал его по плечу, крепко обнял, сказал, что они будут вместе и все преодолеют.
Маркус медленно достал волшебную палочку, направил ее на подростка и прошептал заклинание. Гарри даже не обратил на это никакого внимания. Он был глубоко в себе, но вскоре понял, что больше не один там, в темноте своей души, с ним кто-то есть, кто разделяет его боль, кто поддерживает его и помогает. Ему стало так спокойно.
До прибытия поезда на станцию оставалось не больше десяти минут. Мужчина и парень сидели за столом и молча пили вино. Первым нарушил молчание Маркус:
- Ты знаком с Поттером? - спросил он.
- Угу, я с ним учусь на одном курсе, а что? - Гарри врал, не краснея, сам не понимая своих мотивов.
- Что ты о нем можешь сказать? - любопытствовал Маркус.
- А что тебя интересует? Обычный, ничем непримечательный, - безразлично сказал Гарри.