Что забыла Алиса

Раскинув руки, она покоилась на ласковой глади воды и вдыхала летний запах соли и кокоса. Во рту было ощущение сытного, вкусного завтрака – бекона, кофе и, наверное, круассанов. Она чуть приподняла подбородок, и яркие блики солнца на воде заставили ее прищуриться, чтобы разглядеть собственные ноги. Ногти на них были выкрашены в разные цвета – алый, золотой, сиреневый… Прикольно. А накрасили плохо – неровно, комками. Кто-то нежился на воде рядом с ней. Кто-то, кого она любила, кто умел ее рассмешить. Неясная фигура пошевелила ногой с точно так же накрашенными разноцветными ногтями, посылая дружеское приветствие, а ее тем временем одолевала сладкая дремота. Издалека послышался мужской голос: «Марко?» – и в ответ ему зазвенели детские голоса: «Поло!» Мужской голос повторил три раза: «Марко, Марко, Марко?» – и детские голоса ответили трижды: «Поло, Поло, Поло!» Засмеялся ребенок; звук тянулся, булькал, как будто где-то пускали цепочку мыльных пузырей.

Это мы на реке Хоксберри. Это тот наш волшебный отдых на лодках…

Алиса подняла голову из воды и посмотрела на Джину. У той были закрыты глаза, а длинные волнистые волосы колыхались вокруг головы, точно водоросли.

– Джина! Ты там не умерла?

Джина открыла один глаз и ответила вопросом на вопрос:

– А что – похоже?

У Алисы точно камень с души свалился, и она предложила:

– Давай шампанского выпьем, отметим!

– Отметим, – сонно откликнулась Джина, – отметим, как же…

Кто-то плыл им навстречу. Голова то поднималась, то опускалась, некрасиво открывая рот. Бронзовые плечи летели над водой. Это был Доминик. Мокрые волосы приклеились к голове. На ресницах блестели капли.

– Привет, девчонки! – произнес он, обдав их водой.

Джина не удостоила его ответом.

Алисе стало неудобно перед Джиной. Почему-то это было нехорошо. Неправильно, что Доминик здесь.

Джина перевернулась на живот и уплыла.

– Ты куда? – крикнула Алиса ей вслед. – Возвращайся!

– Не вернется она, – печально сказал Доминик.

– Напрасно ты приехал. – Алиса плеснула на него водой, а он посмотрел на нее так, будто ему стало больно. – Нечего тебе здесь делать.

Включился радиобудильник. В утренней тишине загромыхала известная в восьмидесятые годы песня.

Она заворочалась, так что с плеч соскользнуло одеяло.

– Извини…

Радио опять замолчало.

Она перевернулась и накрылась одеялом.

Джина приснилась… Давно она не видела во сне свою подругу. Ей нравились такие сны, похожие на реальность, когда она как будто еще раз встречалась с ней, как будто они провели еще один день вместе. Только Доминику не нужно было появляться так неожиданно. Как будто она предала Ника тем, что позволила Доминику появиться в этом ее воспоминании об отдыхе на воде. Нику тогда очень понравилось. Она так и видела, как он стоит на верхней палубе и, словно пират, озирается по сторонам. Он хватал Тома, говорил ему: «Пора учиться ходить по доске, мальчик!» – и подбрасывал его высоко-высоко в воздух. Она ясно видела взволнованное лицо сына, его загорелое тело на фоне ярко-голубого неба.

Том…

Она открыла глаза.

Пришел ли Том вчера вечером домой?

Он пообещал быть к двенадцати часам, а они рано легли спать. Она хотела встать и проверить, дома ли он, но заснула быстро и очень глубоко.

Это его ключ поворачивался в двери? Машина прошуршала по дорожке, музыка оборвалась, мальчишки, стараясь говорить тихо, все-таки не сдерживались. Огромные ноги тяжело протопали по лестнице.

Или это было не вчера?

Лучше, конечно, встать и проверить, но еще очень рано, ей страшно хочется спать, и вообще – воскресенье. Единственный день недели, когда она может выспаться как следует. Надо подняться наверх, распахнуть дверь его комнаты и убедиться, что он, не раздетый, спит на заправленной постели. В комнате стоит спертый дух от лосьона после бриться и грязных носков. После этого она уже окончательно проснется и ни за что не заснет снова. Два следующих часа ей придется просидеть в кухне, ожидая, когда кто-нибудь появится.

А ведь сегодня как-никак День матери! По идее, они должны принести ей в постель завтрак и подарки. Если только вспомнят. В прошлом году никто и не удосужился. Они были подростками, переживали собственные драмы и трагедии, им было просто не до нее.

Но что, если Том не пришел? И до десяти утра она не заявила о том, что он пропал? «Я спала», – скажет она полицейским, когда те спросят, почему она так долго не заявляла об исчезновении восемнадцатилетнего сына. Полицейские удивленно переглянутся. Плохая мать, лентяйка. Плохая мать, лентяйка, которой так и надо, чтобы сына убили в День матери.

Она откинула одеяло.

«Том дома, – твердо сказал ей внутренний голос. – Я уже проверила».

И она натянула одеяло на себя.