Что забыла Алиса

В трубке стало тихо. Алиса бросила ее с такой силой, что в аппарате зазвенело. Как смела эта ужасная баба так говорить об Элизабет? Она вспомнила выражение лица сестры, кода она говорила о сердцебиении ребенка, и ей хотелось врезать недавней собеседнице прямо по изящному носику.

– Все в порядке? – спросила Фрэнни.

Но не значило ли это, что сама она, Алиса, жаловалась Кейт Харпер на Элизабет? Не она ли сама предательски назвала ее «сложной женщиной с непростым характером»?

– Алиса…

Голос Фрэнни старчески дрожал. Алиса видела ее как бы со стороны: хрупкую, низенькую…

Она сосредоточилась. Ей было почти тридцать… ой нет, почти сорок лет. Больше не пойдешь и не порыдаешь у бабушки на плече.

– Все нормально. Я сказала этой Кейт Харпер, что сегодня мы можем устроить вечер.

– Так и сказала? – спросила мать, возвращаясь в комнату; за ней шел Роджер. – Ты уверена, что выдержишь?

– Ну конечно, – отозвалась Алиса. – Почему же не выдержу?

– Она припоминает Джину, – сказала Фрэнни.

– Ах, дорогая… – произнесла Барб, а на лице Роджера появилось выражение глубокой скорби, которое, видимо, должно было обозначать сочувствие.

Алиса вспомнила, что еще во времена брака с матерью Ника у Роджера имелись романчики на стороне. «По-моему, мой бывший муж был чем-то вроде дамского угодника», – со вздохом призналась ей как-то свекровь, и Алиса тогда подивилась, как из простого бабника можно сделать такую элегантную фигуру.

А сейчас Роджер обманывает ее мать?

Может быть, и неудивительно, что Ник тоже стал обманщиком. Есть же старая поговорка об апельсине и апельсиновом дереве… Надо было сказать это Роджеру, сказать с издевкой, глядя прямо в глаза: «Что ж, Роджер, видно, апельсин от дерева недалеко падает». Но, зная себя, она была уверена, что сделает все не так и никто не поймет ее прозрачного намека. «Что ты хочешь сказать, дорогая?» – живо встрянет в разговор мать и тут же все испортит.

И потом, у нее было забавное чувство, что в пословице речь шла не об апельсине, а о яблоке. Яблоко от яблони недалеко падает… Она чувствовала, как в горле клокочет истерический смех. Какая она все-таки идиотка… «Ах, ну это же Алиса», – сказали бы все.

– Алиса, – позвала мать. – Чая хочешь? Или, может быть, обезболивающее?

– Или рюмашку? – весело поднял бровь Роджер. – Бренди, например?

– Только выпивки ей недоставало! – оборвала его Фрэнни. – Ты, может, еще в покер предложишь ей перекинуться?

– А что такого? – отозвался Роджер.

– Я нормально себя чувствую, – сказала Алиса.

Она потом подумает обо всем этом. Потом, когда Роджер уйдет и никто не будет приставать с неуклюжими соболезнованиями.

Ей было все равно, насколько изменился ее мир. Апельсин ли, яблоко ли – Ник был совсем не похож на своего родителя.

Домашняя работа, написанная Элизабет для доктора Ходжеса

Алиса так умоляюще посмотрела на меня, что я чуть было не отменила свой обед, но ведь я не оставляла ее наедине с этим Хитро-Роджером. Так его прозвал Бен. В точку.

Я не хотела втягиваться в разговор о Джине. К Джине у меня противоречивое отношение. Точнее выразиться, немного детское.

У меня обед в обществе бесплодных.

Мы познакомились лет пять назад, когда я вступила в эту группу. Сначала мы встречались в городском общественном центре, и у нас была помощница, такой же профессионал, как вы, доктор Ходжес, которая умело направляла наш разговор. Но сложность состояла в том, что она упорно старалась создать в нас положительный настрой. «Давайте попробуем посмотреть на это более оптимистично» – так она говорила. Но, благодарю покорно, оптимисткой ни одна из нас становиться не хотела. Нам нужно было высказать все горькое, плохое, грязное, что скопилось у каждой на душе. Таблетки, гормоны, неотвязное напряжение делали нас стервозными, а ведь это никак нельзя показывать на людях, иначе от тебя все отвернутся. Поэтому мы и образовали свою группу. Теперь мы собираемся раз в месяц, в каком-нибудь шикарном ресторане, где нам точно не повстречаются сумасшедшие мамаши со своей трескотней о пеленках и распашонках. Мы выпиваем, закусываем и сколько душе угодно перемываем кости всем подряд: врачам, семье, друзьям, а больше всего – бесчувственным плодовитым.

Сначала я сопротивлялась тому, чтобы делить весь мир на «плодовитых» и «бесплодных», как будто в каком-нибудь фантастическом фильме, но со временем вполне усвоила эти два слова. «Где этим плодовитым понять…» – говорили мы друг другу. Бен злится, когда слышит от меня что-нибудь такое. Ему и сама эта группа не нравится, хотя он никогда и никого из нее не видел. Как-то раз мы заговорили о том, чтобы что-нибудь сделать с партнерами, но дальше разговоров ничего не двинулось.