Что забыла Алиса

Забавно… Много лет мама с Алисой сводили меня с ума тем, что смертельно боялись всяких светских событий. «Только не это!» – восклицали они всякий раз с таким ужасом, что я пугалась, не умер ли кто. Но оказывалось, что они получили приглашение на вечер или обед, где будет всего один знакомый, и начинались бесконечные совещания, как бы от этого отбрыкаться. Причем они разыгрывали настоящие драмы, жалея друг друга: «Бедняжка! Это же просто ужас! Нечего тебе там делать». Я просто не могла этого выносить, но ухитрилась-таки заполучить в мужья человека, который считает светскую жизнь неизбежным злом. Не то чтобы он застенчив, как они. Ему неведомо, что такое мандраж, и совершенно не беспокоит, что будут о нем говорить. И не думаю, что ему хоть когда-нибудь бывает не по себе. Тщеславие ему совершенно несвойственно. Правда, и искусством разговора он не владеет. Он вовсе лишен таланта светской болтовни. А вот мама с Алисой умели говорить, и им было действительно интересно знакомиться с новыми людьми. Строго говоря, они гораздо общительнее меня. Но застенчивость мешала им проявить это качество. Они мне напоминали тяжелоатлетов в инвалидных колясках.

Теперь мы с Беном не частые гости на званых обедах. Я их просто терпеть не могу. Способность к легкой болтовне я потеряла. Я слушаю, как другие рассказывают о своей интересной, полной жизни. Кто-то тренируется, чтобы пробежать марафон, кто-то учит японский язык, кто-то ходит с детьми в походы, кто-то, в конце концов, ремонтирует ванную. Когда-то и у меня была такая жизнь – интересная, активная, полная новостей. Но теперь моя жизнь свелась к трем понятиям: работа, телевизор, ЭКО. Я больше не рассказываю анекдотов. Меня спрашивают: «Как дела, Элизабет?» – и я еле удерживаюсь, чтобы не выложить все подробности о последних анализах.

Теперь я понимаю, почему очень больные люди и старики так одержимы разговорами о своих болячках. Бесплодие заполняет весь мой разум.

Как все изменилось. Теперь я скрежещу зубами, когда мне кто-нибудь звонит и весело спрашивает, свободна ли я в следующую среду. Алиса закатывает у себя коктейли, а мама три раза в неделю ходит танцевать сальсу.

Алиса все не может поверить, что у нее трое детей. Я не смогла бы поверить, что у меня нет ни одного. Никак не ожидала, что мне будет так трудно забеременеть. Конечно, этого никто не ожидает. В этом я не одинока. Дело в том, что ожидала-то я медицинских проблем совсем другого рода. Наш отец умер от сердечного приступа, поэтому малейший укол в области сердца страшно пугал меня. Двое из моих бабушек и дедушек по обеим линиями ушли на тот свет из-за рака, и я бдительно ждала, когда же раковые клетки дадут знать о себе. Долгое время я с ужасом ожидала, что меня сразит нейронная болезнь, и только потому, что мне случилось прочесть очень трогательную статью о человеке, который ею страдал. В первый раз он заметил, что с ним что-то не так, когда начал спотыкаться, играя в гольф. Как только у меня заколет где-нибудь в ноге, я думаю: «Ну вот, приплыли». Я рассказала Алисе об этой статье, и она тоже начала волноваться. Мы решили, что откажемся от высоких каблуков, будем делать массаж нашим усталым ножкам, говорили о том, как будем ездить на инвалидных креслах, а Ник закатил глаза и произнес:

– Вы что, шутить изволите?

Бесплодия я не ожидала и из-за Алисы тоже. Мы обе всегда болели одним и тем же. Каждую зиму нас душил сухой изматывающий кашель, который держался ровно месяц. У нас слабые колени, неважное зрение, легкая непереносимость молочных продуктов и отличные зубы. Когда она забеременела без всяких сложностей, это означало, что со мной будет так же.

Вот почему Алиса виновата в том, что я никогда особенно не волновалась насчет бесплодия. Я никогда не страховала себя излишними волнениями. Эту ошибку я не повторю. Теперь я помню, что каждый день нужно волноваться из-за того, что Бен может погибнуть на дороге, пока едет на работу. Я уверена, что регулярно волнуюсь из-за детей Алисы, отслеживая ход буквально каждой детской болезни. Перед сном я волнуюсь, что ночью может умереть кто-нибудь из тех, кого я люблю. Каждое утро я волнуюсь, что какой-нибудь знакомый станет жертвой террористов. Бен говорит мне: это означает, что террористы победили. Он не понимает, что, волнуясь из-за террористов, я борюсь с ними. Это моя личная война против террора.

Была такая шуточка, мистер Ходжес. Иногда вы, кажется, не понимаете моих шуток. Не знаю, почему мне хочется, чтобы вы смеялись. Бен считает, что я смешная. Он всегда смеется одобрительно, раскатисто и очень неожиданно. Вернее, смеялся, пока все мои разговоры не свелись к одной-единственной теме.