Она склонилась к Зиберу, он схватил ее, сжал и впился своими губами в ее губы. Она замерла, задыхаясь, и сквозь сладкий туман почувствовала, как сильные руки подняли ее и понесли куда то в темноту…
— Где ты была?
— Что за странный тон, Андрей?
— Вера! Где ты была?
— Гуляла… Была в парке Монсо.
— Вера… ты лжешь! Я вижу по твоим глазам, что ты лжешь!
— Что с тобой, Андрей? Как ты смеешь! Я никогда не давала тебе повода не верить мне…
— И все же ты лжешь, Вера… несмотря на твой такой естественный тон! Я чувствую ложь… вижу ее в твоих глазах…
— Где же я была… по-твоему?
— Об этом я тебя и спрашиваю!
На ее лбу легла упрямая складка.
Она вышла из комнаты. Хотелось броситься вслед. Вдруг сдавило горло бешеное желание схватить ее, повалить на пол, избить, топтать ее ногами, крикнуть:
— Вот тебе за измену!
Но не было доказательств. Ему стало стыдно… его Вера… его жена… И опять порыв бешеной ревности. Доказательств нет? Так нужно их найти! Как? Не верить ей? Следить? Не верить ей… своей жене? Да, не верить, не верить… следить… поймать на месте преступления! Боже мой… какая мука! Как сразу все рухнуло вокруг…
Пять дней слежки… постыдной слежки за своей женой. Никогда не думал, что дойдет до этого. На шестой день… В темной подворотне его дома схватил маленькую, такую знакомую руку в серой перчатке, сдавил, стиснул так, что Вера вскрикнула.
— Теперь тоже… парк Монсо? — злобно прошептал Лозин.
Она не ответила. По его лицу увидела, что отпираться бесполезно и глупо: он, видимо, знал все.
— Пусти меня! Пусти меня… ты делаешь мне больно!
Он перестал жать ее руку, но не выпустил из своих пальцев. Зашептал:
— Ты была у Зибера! Подлая, негодная женщина!.. Ты обманываешь меня с ним… Самка, грязная самка!
— Не смей меня оскорблять!
— Молчи! Он увлек тебя, он свел тебя с ума своими красивыми словами. Ты забыла все… ты забыла свой долг… Годы жизни со мною… свою честь, элементарную порядочность. Подлая, подлая! Так растоптать нашу жизнь, так оплевать все святое — грязно, низко, бессердечно. Ну, говори, говори! Оправдывайся! Скажи что-нибудь!
— Я люблю его…
— А я? Кто же я для тебя? Так быстро забыть все! Вера… Вера! Разве ты не клялась мне в любви, разве ты не говорила, что я все для тебя в жизни, что больше у тебя никого нет? И эти годы… годы нашей обшей жизни, нашей борьбы за существование? Неужели их можно забыть — так преступно-легкомысленно, так подло, так быстро? Ну, говори. Скажи что-нибудь!
— Я люблю его…
Красный туман вдруг закрыл от него все — и Веру, и улицу, и эту темную подворотню.
— Я убью его! Я пойду к нему сейчас! Интриган! Грязное, низкое животное!
— Ты не пойдешь! — вскрикнула Вера. — Ты не пойдешь! Подумай, что ты говоришь! А где твоя любовь к России, хваленая жажда подвига? Убить Зибера — значит убить нашу организацию, убить наш план. Что дороже для тебя — твое личное маленькое счастье… или Россия? Ты клялся в преданности Зиберу, ты клялся идти за ним до конца. А теперь… глупая история… любовное приключение жены — и твой хваленый патриотизм испарился, как дым! Ты должен быть выше всего этого. Убей меня! Убей меня, потому, что я виновата, а не Зибер! Но и здесь это будет предательством перед нашим союзом, потому что я не принадлежу ни тебе, ни себе. Я принадлежу идее, я — раба нашего Союза, и недалек тот час, когда я должна буду уехать в Москву, исполнить свой долг и… умереть. Ничто не спасет меня, Андрей… и не глупо ли сейчас, накануне моей гибели, предъявлять на меня права
Глава 14
ОТЪЕЗД ЧЕТЫРЕХ