Мама упала. Подозрение на перелом бедра. Джули с ней в больнице. Я еле успела на поезд. Пожалуйста, не говори ничего детям, пока я все не выясню. На ужин лазанья и стручковая фасоль, в холодильнике. Корм Ленни в кладовке. Дай ему сухого и влажного, налей воды. Завтра должны привезти плитку для душа. Пожалуйста, распишись за доставку. Эмили пора дальше готовиться к экзаменам, напомни ей, только, пожалуйста, помягче. хх К.
16:43
Когда я в прошлый раз навещала маму в больнице, то конфисковала ее туфли на каблуках и спрятала в глубине шкафа. Обычно женщинам за семьдесят не нужно объяснять, что разумнее носить обувь на плоской подошве, они без возражений переходят на обувь без шнурков и охотно признают, что ковылять на шпильках уже не стоит. Но только не моя мать. Когда она гостила у нас на Рождество, я отвела ее в обувной магазинчик на окраине города, продавщица принесла несколько удобных пар обуви, соответствующих ее возрасту, но мама взяла одну из них в руки и громко заявила:
– Они похожи на корнуолльские пирожки из резины.
– Эта пара нравится нашим клиенткам старшего возраста, – проворковала продавщица. – Туфли прекрасно сидят на ноге и не скользят.
– Я не старуха, – возразила мама.
Теперь она, белее простыни, лежит на койке в боковой палате, поскольку оступилась и слетела с лестницы. Нашла те черные лакированные лодочки с золотой пряжкой, и туфля со свернутым набок трехдюймовым каблуком одиноко стоит на стуле рядом с маминой одеждой.
Мама спит. Я целую ее в щеку, беру за руку, за ее морщинистую руку, искривленную артритом – вероятно, из-за всех перечищенных овощей и перемытой посуды. Даже в Рождество она хлопотала, все время спрашивала, чем еще помочь, ни разу не присела. Под обвисшей кожей прощупываются воробьиные косточки. Первая рука, которая держала мою.
– Не надо было приезжать, родная. – Мама открывает глаза, на левом молочная пленка.
– Мне сказали, ты опять ходила на танцы.
Она улыбается.
– Сегодня вторник?
– Нет, мам, сегодня четверг.
– Правда?
Медсестра сказала, что у нее еще путаются мысли.
– Как Эмили и Бен?
– У них все хорошо. Совсем хорошо.
– Замечательные дети. Какие же замечательные дети. Медсестра сказала, я упала.
– Да, ушибла бедро, не сломала, слава богу. Все в порядке, скоро поправишься. Мы с Джули будем за тобой ухаживать.
– Сегодня вторник? – Мама волнуется. Расстроилась.
– Да-да, мам, вторник. Не беспокойся.
– Ты побудешь со мной, доченька?
– Ну разумеется. Я с тобой посижу. Куда ж я денусь, глупенькая?
Это ее, похоже, успокаивает. Она закрывает глаза и позволяет себе забыться сном. В больничной пижаме мама кажется такой маленькой и сухонькой. Джули поехала домой за ночнушкой и туалетными принадлежностями. Как я и предполагала, моя сестрица воспользовалась маминым падением и с удвоенной силой набросилась на меня, чтобы я “вносила больший вклад” в уход за мамой, ну и просто так, поругаться. Мы поссорились на стоянке у больницы. Прорвались давние затаенные обиды. Напоследок Джули выпалила мне, и слова ее повисли в воздухе, словно дым от ружейного выстрела: “Между прочим, Кейт, когда мама вернется домой, ухаживать за ней будешь не ты”.
Я сижу у маминой кровати, отчаянно желая, чтобы она поправилась, снова стала прежней, но не только потому, что больше всего на свете хочу, чтобы она выздоровела, но и потому что Джули права. Я не могу остаться с мамой надолго. Я слушаю голосовое сообщение от Джея-Би. Точнее, переслушиваю второй раз. Он говорит, что очень мне сочувствует, но “обязательно держи нас в курсе событий”. Перевожу: ты можешь отсутствовать на рабочем месте еще два дня максимум, потом мы начнем искать тебе замену. Будь это постоянная работа, все было бы иначе, но я заменяю сотрудницу на время послеродового отпуска. И “ЭМ Ройал” совершенно не хочется искать замену замене. Положение мое в компании так же шатко, как мамина походка на каблуках.
Придвигаю стул к кровати, выключаю телефон. Давно пора последовать совету из книги “Как воспитывать подростков в цифровую эпоху”. Не хочу я никаких сообщений ни с работы, ни от кого бы то ни было. Я хочу все внимание уделять маме. Я слушаю, как она дышит, смотрю, как легонько поднимается и опускается ее грудь в больничной пижаме.