Что значит поцелуй?

Удивительное дело, еще недавно у Белинды Каларон возникла бы масса язвительных ответов на этот вопрос. Например: «Не пытаться поджечь дом!» Но сейчас ей и в голову такое не пришло, маркиза испытывала искреннюю признательность к гостье.

Сивилла Лукрень только что ушла, получив свою порцию благодарности. В гостиной остались только маркиза и леди Айлайр, которой в этот вечер хотелось простить все прегрешения.

— Не желаете ли чего-нибудь покрепче чая? — предложила Белинда, у которой появилось желание негласно отметить сегодняшнюю победу — избавление от неугодного камердинера.

— С удовольствием. — Темные глаза Дамиры сверкнули любопытством. — Надеюсь, у нас есть для этого хороший повод?

— Просто прекрасный! — Вдовствующая маркиза позвонила в колокольчик.

Когда слуга принес дамам чудесный кларет из запасов хозяина поместья, разговор возобновился.

Рассматривая вино на просвет, леди Каларон почувствовала, что ее душой овладела какая-то грусть. У нее никогда не было близких подруг, с которыми можно было бы поделиться переживаниями. Для этого Белинда была слишком красива. Даже в детстве ей не с кем было разделить сокровенные мысли.

Дамира Айлайр была такой же — слишком яркой, чтобы ее приняли в компанию менее красивые леди, и слишком сильной, чтобы притворяться перед другими ради лицемерного одобрения и иллюзии дружбы.

— Мне жаль, что вы не стали мне дочерью. — Белинда Каларон поддалась настроению, требовавшему хоть чуть-чуть приоткрыть перед кем-нибудь душу. — Кажется, мы бы прекрасно поладили.

— Не думаю, что его сиятельство обрадовался бы этому, — чуть печально ответила молодая собеседница.

Вдовствующая маркиза отпила глоток вина. Горькие признания так и рвались из ее сердца.

— Да, — сказала она. — Мой мальчик… я так безмерно перед ним виновата!

К сладкому вкусу вина прибавилась горечь соленых слез.

— Боюсь, он никогда меня не простит!.. Знаете, молодость — самый страшный грех! Весь мир у твоих ног. Кажется, что куда бы ты ни шел, всегда сможешь вернуться обратно, исправить то, в чем ошибся. Это так самонадеянно и недальновидно.

Дамира молчала, внимательно слушая обрушившиеся на нее откровения.

— Что может знать вчерашняя девочка о материнстве, о той ответственности, которую оно несет? Ослепленная всеобщим обожанием, я ни на секунду не задумалась, что это не продлится до скончания времен! Твой ребенок не будет малышом вечно. И все его обиды, которые ты невольно нанесла ему, вырастут вместе с ним. Я принимала как должное любовь к себе и совершенно не умела ее дарить. Пока был жив мой дорогой супруг, я ни в чем подобном не нуждалась. Он не просто любил меня, а боготворил, потакая моему тщеславию. В какой же пропасти я оказалась, когда он внезапно умер! Вот тогда-то я и познала весь ужас своего положения. Мне казалось, да и сейчас кажется, что за годы брака я выбрала всю отпущенную мне любовь.

Бокал вдовствующей маркизы опустел, но она этого даже не заметила, как и того, что теперь уже гостья позаботилась о том, чтобы наполнить вином бокалы.

— Я словно очнулась ото сна и обнаружила, что единственный родной мне человек меня ненавидит. Как бы ни был вежлив Андэр, я всегда чувствую, что он за тысячи миль от меня. Его душа словно скрыта каменной стеной. Да что там, даже этот негодяй камердинер вызывает у сына больше приязни, чем родная мать! Андэр нарочно избегает меня. Даже не знает, что я совершила ради него!

— Что, что вы совершили? — заинтригованно переспросила Дамира, когда вдовствующая маркиза разрыдалась, совершенно позабыв о светских условностях и о необходимости пристойно выглядеть — лицо леди Каларон покраснело, сейчас никто не назвал бы ее прекрасной.

— О-о-о! Когда я узнала, что с моим мальчиком делали в этом ужасном «Орлином гнезде», проклятой школе, больше походившей на ад, то лично позаботилась, чтобы руководившие ею люди отправились на каторгу! В каком гневе была императрица, когда я донесла до нее все подробности! Наши мальчики… даже не верится, что они прошли через весь этот ад! Я готова тысячу раз умереть за каждую минуту страданий, которые Андэр пережил по моей вине!

Вдовствующая маркиза приняла поданный ей платок. Пока она утирала слезы, Дамира снова наполнила бокалы — разговор выходил слишком тяжелый.

— Теперь же ничто не может помочь мне извиниться перед сыном. Он отказывается меня слушать! Все, что его интересует, — бесконечные путешествия, в которых, боюсь, он рано или поздно сложит голову.

— Поэтому вы и собрали нас?

— Да! Когда я встретила эри ди Свершталь, я не сомневалась ни минуты! Она сказала, что ему грозит скорая гибель. Я больше не могла держаться в стороне, даже если мой мальчик ненавидит землю, по которой я хожу!

— Хм, тогда, возможно, поэтому… — задумчиво произнесла Дамира, тотчас приковав внимание вдовствующей маркизы к своему непонятному замечанию.

— Что? О чем вы хотели сказать?

Дамира недолго поколебалась, сообщать ли нечто, судя по всему, неприятное напряженной, как взведенная тетива, леди Каларон.

— Я размышляла о причинах, заставивших вашего сына совершить столь непонятный выбор.