Что знает дождь

— Кто? Гринёв?! — остановилась я так резко, что на меня налетел какой-то мужик, чудом остался на ногах, но наступил в лужу, выругался и заторопился дальше.

— Гринёв, — кивнула Оксанка. — И ему теперь стрёмно, понимаешь? Я ниже его достоинства. Сутулая, корявая, некрасивая. А он меня… трахнул, — выразительно взмахнув руками, усмехнулась она.

— Но, когда? — сдвинулась я ближе к проезжей части, и Оксанка пошла рядом.

— Ещё в прошлом году. На новогодние каникулы. Помнишь, мы ездили по путёвке. На неделю. Из нашего класса были только я и он.

— Да, конечно, — кивнула я. Хоть сама и не поехала, но помнила, что путёвка стоила дорого.

— Тогда он мне очень нравился. Я маму чуть не на коленях упрашивала меня отпустить.

— И она дала денег?

Оксанка кивнула.

— Вот там всё и случилось. А когда вернулись, Гринёв сказал: там и должно остаться.

— Вот урод, — выдохнула я.

Она махнула рукой.

— Я не жалею. Мне даже смешно. Это было не один раз, — усмехнулась она. — И после поездки он ещё приходил. Но потом я поняла, что он мне больше неинтересен, пусть трахает кого-нибудь другого, я люблю не его, и послала Гринёва на хер.

— Так вот с чего всё началось! Эти клички, презрение.

— Угу. С ущемлённого самолюбия, со страха, что я кому-нибудь расскажу и его засмеют, — кивнула она. — Если хочешь, можешь его уничтожить. У меня есть запись.

— Запись? — снова встала я как напуганная лошадь. Но в этот раз, к счастью, никто на меня не налетел. — Но как?!

— Я брала с собой ноутбук. Мне Оболенский подарил. Он тогда за матерью ухаживал: подарки дарил, в рестораны водил. Мне тоже перепадало. Ну и так вышло, когда пришёл Гринёв, камера осталась включённой.

— Ноутбук, — выдохнула я. — Ну, конечно!

— Что ноутбук? — не поняла Оксанка.

Я мотнула головой:

— Неважно.

— Да нет, важно, — горько усмехнулась она.

— Оксан, если бы на той записи был только Гринёв, туда бы ему и дорога. Но там же ты. И неизвестно как всё может повернуться. Ему, может, всё как с гуся вода, а тебя заклеймят.

— Плевать. Меня не жалко. Мне не привыкать.

— Нет, Оксан, — упрямо возразила я. — Жалко. Куда жальче Гринёва. Плевать на него.

— Как скажешь. А на тебя он за что взъелся? Не дала? — спросила она.

— Пф-ф… Со мной ему ничего даже во сне не светит. Просто ему звездюлей навешали из-за меня. И он оскорбился.

— Кто?

Я выдохнула.

Глава 16

Поделиться с ней или выдумать какую-нибудь небылицу?

Поймёт? Или я потеряю единственную подругу?

Как же я устала молчать, скрывать от всех, словно я преступница. Терпеть. Бояться, что кто-то узнает, что Урод из-за меня ещё на ком-нибудь отыграется. На ком в этот раз? На Оксанке?

— Оболенский, — выдохнула я. — Это был Оболенский. Оксан, — я взяла её за руку, — я столько всего должна тебе рассказать.

— Что? — смотрела она на меня ненавидяще. — Что ты должна мне рассказать? Что трахаешься с мужиком моей матери? — вырвала она руку и демонстративно пошла впереди. Одна. Так быстро, что мне удалось её нагнать только возле дома.

— Ну вот, и ты туда же, — упёрлась я плечом в косяк двери, пока она возилась с замком.

— Из-за тебя он сломал Гринёву руку. Какие у тебя есть этому логичные объяснения? — так шарахнула она распахнутой дверью, что та ударилась о стену и, отскочив, едва не прихлопнула меня.

— А какие у тебя есть объяснения, что ты так психуешь? — шла я за ней вглубь квартиры, уворачиваясь от вещей, что она на ходу снимала: рюкзак, шарф, куртка, один ботинок, другой. — Только давай без всей этой туфты, что тебе обидно за мать и что там ещё ты прошлый раз насочиняла.

— А почему мне не может быть обидно за мать? — содрала она с себя школьный пиджак, вывернув один рукав и швырнула его через всю комнату в стену. — Она его любит. Она, между прочим, замуж за него собралась.

— А ты?

— Что я? — села она на мою кровать.

— Ты его любишь?

— Тебя не касается, — отвернулась она.

— Ещё как касается. Оксан, — села я рядом. — Он плохой человек. Урод, каких поискать. Злой, жестокий, опасный. Не связывайся с ним. Поступишь после школы в институт — и уходи жить в общагу, — невольно озвучила я ей свои планы.

— Ты не понимаешь, — покачала она головой.

— Да куда мне, — взмахнула я руками.

Она встала, давая понять, что разговор окончен.

— Это ты держись от него подальше! — зло выкрикнула она. — Слышишь? Как можно дальше.

И хлопнула дверью.

Я тяжело вздохнула: разговор с Оксанкой тоже не получился.

Но ничего, теперь я знала, что делать. У меня ведь есть ноутбук.

Когда Оксанка ушла к репетитору, я водрузила его на полку, прикрыла книгами, игрушками, оставив только глазок камеры, включила и ушла на работу.

«Мне нужна одна запись. Всего одна запись. Я покажу её тёть Марине, и она его выгонит. А если потребуется, покажу её своему адвокату. Пусть она занимается наследством, но она ведь адвокат и может подсказать к кому обратиться», — проговаривала я мысленно, разнося заказы.

И ломала голову как же оказаться в нужное время в нужном месте.