Что знал Сталин

Нота 21 апреля также напоминает Германскому министерству иностранных дел о «заявлении, сделанном 28 марта помощником военного атташе посольства СССР в Берлине рейхсмаршалу Герингу. В соответствии с этим заявлением, Народный комиссариат обороны СССР сделал исключение из обычно очень строгих мер по защите советских границ и дал пограничным войскам приказ не стрелять по германским самолетам, пока такие полеты не происходят часто». Я подчеркиваю эту последнюю фразу, чтобы высветить умилительную суть советского ответа на эти постоянные немецкие провокации. Что касается «Старшины», то 9 мая он сообщил, что «несмотря на советскую дипломатическую ноту‹возможно, ноту от 21 апреля›, разведывательные полеты с фотографированием продолжаются. Единственной уступкой, которую сделал Люфтваффе, это подъем высоты для фотографирования до высоты 11000 метров и приказ экипажам проявлять большую осторожность». Однако фоторазведывательные полеты продолжались и значительно увеличивались до 22 июня. Никто в советском и военном руководстве и службах безопасности не мог игнорировать эти полеты, но никаких ссылок на них или на их последствия не появилось ни в одном из периодических спецсообщений Голикова. Когда позднее Сталин ругал «Старшину» за его донесение от 17 июня, часть его гнева могла также подняться от постоянных напоминаний агента об истинной цели немецких облетов. ^[361]

Между 19 апреля и 19 июня 1941 года произошло 180 нарушений советского воздушного пространства, сравнимых с 80 нарушениями между 27 марта и 18 апреля. В июне нарушения случались почти каждый день, и каждое из них отмечено рапортом руководству от генерала Масленникова. В дополнение он посылал сводки рапортов пограничников по передвижению немецких войск к границе. В итоге, даже Берия обратился 12 июня со своим меморандумом Сталину и Молотову. После перечисления увеличения количества нарушений, он высказывает свое мнение: «Нарушения границы немецкими самолетами не являются случайными, как видно из направлений и глубины этих полетов над нашей территорией. Во многих случаях немецкие самолеты пролетают над нашей территорией на расстояние до ста и более километров, особенно в направлении районов, где проводится военное строительство, или над расположением крупных гарнизонов Красной Армии». Берия закончил эту часть меморандума описанием инцидента над Ровно. Рапорт также был послан Сталину и Молотову.

С ростом темпа воздушных нарушений, появились признаки, что советские летчики стали отвечать на них более жестко. 19 июня советские истребители заставили сесть три немецких самолет, хотя огонь не открывали. 20 июня немецкий бомбардировщик был перехвачен в районе Брест-Литовска советским истребителем, который приказал ему следовать за ним. Когда бомбардировщик проигнорировал сигнал, перехватчик выпустил предупредительную очередь из пулемета. Немец ответил огнем и сумел проскочить через границу. Советский летчик не пострадал. ^[362]

Старшие командиры войск прикрытия Красной Армии вдоль границы выказали озабоченность этими вторжениями над советскими оборонительными позициями. Командующий 12-й армией КОВО направил письменную просьбу разъяснить, «когда разрешается открывать огонь из зенитных орудий по германским самолетам». Генерал Пуркаев, начальник штаба округа ответил: «Можно отрывать огонь в случае: 1) особых указаний, данных с этой целью Военным советом; 2) объявления мобилизации; 3) приведение в исполнение плана по войскам прикрытия, пока нет особых запрещений; 4) Военному совету 12-й армии известно, что мы не ведем огня из зенитных орудий в мирное время по немецким самолетам». ^[363]

Хотя стало ясно по рассекреченным документам предвоенного периода, что именно Сталин настоял на приказах не стрелять по немецким самолетам, некоторые отставные офицеры приводят другие причины неудачи стремления остановить немецкую воздушную разведку. Например, маршал М.В. Захаров начальник штаба Одесского военного округа в 1941 году, утверждал, что самолеты было невозможно перехватить, потому что советские самолеты-перехватчики не могли, преследуя их, перелетать границу, а в Красной Армии не было достаточного количества зенитных орудий, чтобы их сбивать. Более того, посты ВНОС были неэффективными в предупреждении подразделений противоздушной обороны о приближении вражеских самолетов. Нигде в своей трактовке нарушений советского воздушного пространства германскими самолетами, Захаров не признает, что это было приказами «сверху», которые дали возможность Люфтваффе безнаказанно осуществлять полеты над СССР. ^[364]