Кроме поцелуев и пальцеванья, Кэйт и Лин ещё поговорили по душам. Кэйт с готовностью передала мне то, что говорила ей Лин. Та очень осторожно выбирает женщин для Тома, потому что боится, что он может увлечься, и внимательно следит за его реакциями до и после. «Мужа надо пасти», – заявила Лин и не забывала о своём бычке ни на минуту. Она всегда удостоверялась, что представляет собой женщина, с которой она спарит Тома, имеет ли та серьёзные и стабильные отношения с партнёром, замужем ли она, что было в глазах Лин гарантией безопасности для Тома. Через год они планируют завести ребёнка, и, значит, через три месяца им придётся прекратить всякие внешние общения, чтобы не было сомнения в отцовстве. Том очень заботливый и нежный муж и встречается с другими женщинами больше в угоду Лин, чем по своей вялой воле.
А что говорила Лин сама Кэйт, она мне не сказала, как я ни пытался выведать.
И вот знаменательный день – я и Кэйт едем на встречу с Томом и Лин к ним в дом. Кэйт трепещет ещё и потому, что сегодня день её рождения – уж так получилось по щучьему велению Провидения. Её волнует символика этого дня – рождение нового этапа половой жизни, который может ознаменовать конец наших с ней отношений, – об этом она говорит всю дорогу. А я говорю о рождении новых для нас чувств и о горизонтах, которые нам открываются, но которые никогда не достижимы. О последнем я умалчиваю как об очевидном, но о чём лучше не упоминать. Потом я советую ей, как жить, как наслаждаться, как разрешать жизненные проблемы. Я имею глупость навязываться со своими советами. Потом я спохватываюсь и спрашиваю: «Ты, наверно, думаешь, а какого чёрта я лезу?» Кэйт кивает головой, хоть я надеялся, что она начнёт протестовать. «Неужели, – говорит она, – я не знаю этих советов? Они очевидны и сами собой разумеющиеся. Мужчины мыслят поверхностно: проблема – решение проблемы. А у женщин, помимо этого, существует некий дух проблемы, который совсем не зависит от этих решений».
«Неужели?» – ухмыляюсь я, подруливая к дому поджидающей нас вполне разрешаемой проблемы.
В гостиной был полумрак, и во всех углах были наставлены свечи – таковой Тому и Лин представлялась романтическая обстановка. Посередине комнаты лежал широкий матрас, который удовлетворял моим представлениям о романтике. На столике стояли бутылки и бокалы. Что-то издавало музыку. Все уселись на диван у стены с бокалами в руках. Вымучивался разговор. Вдруг моя Кэйт говорит:
– Давайте не будем тянуть! – и снимает с себя кофточку, расстёгивает лифчик, спускает юбку, под которой оказывается голый любимый лобок. Все с облегчением и воодушевлением следуют её примеру. Полумрак меня раздражает, потому что я не могу разглядеть бёдра Лин до мельчайших подробностей, но я в чужом монастыре и не лезу со своим уставом. Мы ложимся рядом и начинаем знакомиться, посматривая друг на друга со стороны. Новый угол зрения открывает новые и, к счастью, достижимые горизонты: я, сидящий на Лин, жарко целуюсь с Кэйт, сидящей на Томе. А лежащие впритирку Том и Лин тоже срослись губами. Несмотря на величайшее наслаждение новизной, которое не оттеснило, а лишь присовокупило уже известное, я успеваю замечать снующие мысли, например: «Женщина, сидя на мужчине, высиживает яйца, пока из них не вылупится сперма и не клюнет её в матку» или: «Почему все песни поются о моногамной любви, а нет песен о любви групповой?»
Мы с Томом почти одновременно кончили. Лин, почувствовав мой конец, стала помогать мне бёдрами, и Кэйт тоже поскакала, но не отрываясь от моего рта.
Мы расцепились и сели в кружок, трогая друг дружку руками и ртами. Потом Лин заявила, что, если уж Кэйт суждено кончить от клитора, то это ей обеспечит Том. Я воспринял это как вызов. Уж я-то всячески старался и по часу вылизывал Кэйт, в разных позах, и быстро, и медленно, с вибратором и без. Она доходила до высочайшей грани и никак не могла её переступить, а стоило мне в неё войти и прижиматься к ней в движении определённым манером, как она кончала через минуту.
И вот Том и я встали в низкий старт: я над его Лин, а он – над моей Кэйт, давая им закусить наши удила, а сами ринулись с головою в раздвинутые ноги женщин. Лин начала активно ублажать мой член, но по мере того, как её наслаждение возрастало, она всё своё внимание стала уделять себе, лишь легко его посасывая. Я время от времени скашивал взгляд вбок и видел голову Тома, глубоко зарытую в столь знакомые бёдра. По ногам Кэйт проходила не менее знакомая судорога, появлявшаяся, если прижимать язык к её клитору слишком сильно.
«Ничего у тебя не получится», – думал я о Томе, в то же время чувствуя, что ещё чуть-чуть и Лин кончит: круги сужались и каждый последующий сжимался больше предыдущего, так что они неминуемо должны были слиться в точку оргазма.