Чтоб знали! Избранное (сборник)

Пустоцветы не знали вещей, очевидных для людей с гениталиями: поллюции, менструации и все те «детали», на которых можно поймать пустоцвета, притворяющегося нормальным. Возникли тайные курсы, на которых пустоцветов обучали знаниям нормальных людей для того, чтобы они могли обмануть в разговоре, ибо они хотели приобщиться к сексу, хоть и не испытывали никаких ощущений. Они обосновывали правомерность своего желания сравнением себя с фригидными женщинами, которые равнодушны к сексу, хотя и имеют гениталии. Но среди пустоцветов не было ни одного писателя, художника, композитора. Искусство было чуждо им. Пустоцветы были ярыми сторонниками законов против порнографии – вид гениталий оскорблял их, ибо тыкал их носом в то, чего у них нет и о чём они столь тщетно мечтали.

Именно среди пустоцветов возникла идея о непорочном зачатии, которая стала так популярна во многих религиях. Они крали маленьких детей или покупали младенцев у бедных матерей и утверждали, что это их дети, родившиеся в результате непорочного зачатия. Обыкновенное зачатие они называли грязным, унижающим достоинство человека, и призывали мужчин кастрировать себя, а женщин ходить полностью скрытыми покрывалами, чтобы ни одно их отверстие, ушное или носовое, не напоминало о главном отверстии – причине несчастья пустоцветов.

На этом кончилось повествование Фили. Он сидел красный, дрожащий и вдруг признался мне, что он – последний пустоцвет древнего народа Сута-Сута. Родители Фили умерли, и он был единственным их ребёнком, на котором сыграли злую шутку древние гены. На нём прекращался род людей, живших когда-то в моём саду и его огромных окрестностях.

Филя паниковал и мечтал сделать операцию по наращиванию пениса. Он был весьма озабочен, что операция будет очень дорога и сложна, так как размер пениса, по его представлению, должен быть пропорционален его росту. Филя думал, что этого достаточно, чтобы продолжить его род. Как и все пустоцветы в Сута-Сута, он был не в состоянии понять сути зачатия, для которого ему следовало бы наращивать не пенис, а яички. Для осуществления своей цели ему нужны были деньги, и Филя рассчитывал, что, опубликовав историю, скажем для краткости, Суты, он сможет заработать достаточно денег на операцию.

Он предложил мне издать описание его открытия, не желая взять в толк, что моё издательство, состоящее из меня и моего компьютера, не в состоянии обеспечить достойный маркетинг его открытию на мировом рынке. Я сказал, что смогу лишь включить краткое изложение того, что он мне поведал, в виде рассказа в подготавливаемую мною книгу. Филя страшно обрадовался, стал жать мне руку и обещать поделиться со мной грядущими богатствами, в низвержении которых на него он был непоколебимо уверен. Я согласился, но при условии, что он приведёт в порядок мой сад, засыплет ямы и насадит траву. Мы ударили по рукам.

И вот я публикую этот рассказ, а Филя так «отремонтировал» мой сад, что я могу побиться об заклад с кем угодно, что никто не обнаружит следов его раскопок.

Непонятно только, куда делся Филя, – всё не приходит, чтобы взять свои авторские экземпляры.

Из книги «Гонимое чудо» 1996

Платный сюрприз

Наконец-то Дженнифер решила пригласить меня к себе на обед. В первый раз за полгода наших встреч. По американским критериям, чтобы любовница не приглашала к себе любовника на старательно приготовленный для него обед, да ещё с непременными свечами, – это стыд, позор и наплевательское отношение. И я бы не позволил нанести себе такого оскорбления, если бы не знал, что денег у Дженнифер нет. Безработная, бедная, голодная. Зато дух её просветлялся голодом, и она любила пофилософствовать, да и вообще она была не из тех домашних женщин, что варят, гладят, чистят да кормят мужчину обедами. Она обожала старые чёрно-белые фильмы, наполненные бесполой финтифлюшной романтикой, которую отчаянно величали «настоящей любовью».

Квартирка Дженнифер была заполнена – вместо мебели – пылью, грязью, мусором. Но раз в месяц на хозяйку находила жажда чистоты, связанная по времени с менструациями, и она вымывала, выдраивала и выскабливала две комнаты, которые блестели с полчаса, а потом снова тускнели, запылялись, грязнели, захламлялись на целый месяц, а вернее, на двадцать семь дней – по точности начала менструаций у Дженнифер можно было сверять атомные часы.

В первое наше свидание Дженнифер упала в голодный обморок, а я-то думал, что от оргазма. Она не попросила накормить её перед еблей, как обыкновенно требуют всем своим поведением другие женщины и самки животного мира, а радостно бросилась со мной в постель и там потеряла сознание через полчаса после нашего знакомства. Хорошо, что я, закончив обильные извержения, пригласил её в ресторан отметить наше сближение. О причине обморока я узнал потом, а до тех пор тешил своё тщеславие и, быть может, в награду за такой комплимент мне и пригласил её пообедать.